Глава 35. Часть первая. В тюрьме.
— Здравствуйте,
дети мои, — выйдя на площадку, обращается ко всем молодой священник.
Следом за ним, прихрамывая, появляются сёстры.
Индусская бабушка лет семидесяти, с косыми глазами в очках с очень толстыми
линзами, и одетая в католическую рясу, широко улыбаясь, тоже приветствует всех
гуляющих по кругу заключённых. Вторая, более молодая сестра лет шестидесяти,
без дефектов на лице, но хромая на одну ногу, которая короче другой, появляется
последней, неся пакет с подарками. Вся эта картина абсурда напоминает какие-то
сумасшедшие комиксы. Огромные линзы у первой сестры так сильно увеличивают её
глаза, что кажется, будто она гигантский хамелеон с огромными зенками,
смотрящими в разные стороны.
— Видимо,
сегодня понедельник, если этот цирк сюда приехал, — говорит Антонио, садясь
рядом на ступеньки.
— Что нового,
мистер Бин? — оброщаюсь я к нашему греку.
— Почему ты
называешь меня мистером Бином? Мне это ужасно не нравится. Пожалуйста, не
называй меня так больше.
— Хорошо, я
больше не буду, просто ты ужасно похож на главного героя этого британского
сериала. А что ты грустный такой, Антонио? Неужто тебя так эта кличка достала?
— Эх, если бы…
Опять меня на деньги развели, — вздыхая, говорит грек, делая выражение лица,
как у мистера Бина. — Не видать мне, Вася, свободы в ближайший год, как
минимум.
— Кто тебя
развёл? Что случилось? — с сочувствием спрашиваю я, приготовившись слушать
очередную душещипательную историю о том, как несправедлив мир по отношению к
мистеру Бину.
— Мафия,
государственная гоанская мафия. Судья Бима Тали, адвокат Питэр, шеф
драг-полиции Ашиш и прокурор Киран. Они же здесь, в Гоа, вместе учились, вместе
росли, они же все вместе и работают. Ашиш ловит, Питэр деньги собирает, судья и
прокурор долю получают, все счастливы. Сначала Ашиш забирает все наркотики и
деньги. Большая часть идёт в карман шефу драг-полиции. Он их делит с сыном
министра внутренних дел, который его прикрывает. Наркотики шеф полиции отвозит
к самым известным драг-дилерам — информаторам, которые их берут на продажу.
Минимальную часть от оставшихся наркотиков Ашиш отправляет на экспертизу в
Хайдерабад, чтобы получить себе на погоны ещё одну звезду за хорошую работу.
Потом мы платим адвокату пять штук баксов. Часть из них идёт судье, часть
прокурору. Если денег не заплатишь, то десять лет гарантированно. Был такой
израильтянин по имени Даниэль. Решил он, что всех умнее и пригласил адвоката из
Бомбея. Пошептал адвокат прокурору на ухо, тот судье всё объяснил и в итоге
дали израильтянину за два килограмма чараса десять лет тюрьмы, несмотря на то,
что сидящие в его камере непальцы с двадцатью килограммами вышли на волю. Если
хочешь, Вась, выйти отсюда, то должен всех осчастливить. Государство должно
быть счастливо от того, что ты показательно получил наказание от года до трёх.
Свидетели должны быть счастливы от того, что по пятьсот баксов заработали.
Полицейские должны быть счастливы, что от драг-дилеров деньги получили.
Прокурор, адвокат и судья счастливы от того, что у них хорошая зарплата, а
самым счастливым должен быть ты, потому что не ушёл на десять лет. Вася, ты
понимаешь, что это — киднеппинг на государственном уровне?
— Антонио, то,
что ты мне сейчас рассказал, я уже слышал раз десять от каждого драг-дилера. Ты
мне расскажи, кто тебя сейчас на деньги развел? Ты же в тюрьме сидишь.
— Развели меня,
Вася, менты, — знают, сволочи, что у меня деньги есть. Предложили они мне за
шесть штук баксов экспертизу моего кокаина сделать не за год, а значительно
быстрее.
Пообещали, что и заодно на чистоту мой кокос проверят. А ведь я-то
знаю, что мой кокаин на шестьдесят процентов парацетамолом разбавлен. Если
такую экспертизу провести, то из моих двухсот пятидесяти грамм сто получится. А
со ста граммами меня выпустить под залог должны. Передал я через друзей для
полиции деньги, а вчера, когда возили меня в суд, разговаривал я со своим
следователем, и знаешь, что он мне сказал? «Извини нас, греческий брат, но
раньше, чем через год не получится тебя выпустить, а деньги мы твои уже
потратили, мы тоже кокаин любим, а он сейчас дорого стоит». Успокоили меня тем,
что пообещали года через полтора-два выпустить. А мне побыстрее на волю нужно,
у меня там любовь моя, Наташа, ждёт.
— Видели мы твою
Наташу, видная девка. На неё всегда охранники пялятся, когда она тебя навещает,
— беспардонно вклинивается в наш разговор подошедший Виктор. — Зато, Антонио,
проверишь её любовь. Дождется тебя, ценить будешь больше, а не дождется — грош
ей цена, значит.
— Всё, хватит,
Виктор. Не могу я больше слушать твою философию. Мне тебя в камере хватает.
Пойду я, лучше со священником пообщаюсь.
— Ты же не
любишь католиков, — смеясь, говорит Виктор уходящему греку.
— Уж лучше с
ними, чем тебя слушать.
— Что это он на
тебя так реагирует? — спрашиваю я, передвигаясь ниже, чтобы посидеть на
солнышке.
— Да злится он,
Вась, на меня потому, что я его в камере мистером Бином зову и подкалываю его
постоянно. Он тебе уже рассказал, как его развели?
— Да, рассказал.
— Но, ведь не
первый раз уже его разводят. Чувствуют менты, что у него ещё заначка денег
осталась. Никто не захотел жалобу в кассационный суд за двести баксов подавать.
А он согласился, не смотря на то, что адвокат предупреждал, что шанс один
процент из ста. Странный он вообще, наш грек. Ты представляешь, Вась, у него
десятка светит, а он весь вечер переживал, что у него в Греции магнитолу из
машины могут украсть. Он за неделю до ареста, в Греции, напротив дома машину
оставил.
— Это, Вить,
пройдёт со временем, я тоже первое время переживал, как я буду в Гоа жить
вместе с той сукой, что подставила меня. Вечерами парился, думал, как я теперь
деньги буду зарабатывать. Бесконечно думал, как там девчонки мои без меня. А сейчас
у меня одна только мысль осталась — не получить бы десять лет. Десять лет — это
ведь, практически, конец жизни. Остальные проблемы просто смешны по сравнению с
этой.
— Это точно, —
вздыхая, соглашается Виктор. — Я ведь тоже десятки боюсь. Вдруг, полицейские
мне подсыпали кокаин в мой новокаин?
— Опять ты,
Вить, за своё, — начинаю заводиться я. — Чтобы тебе десятку дать, ментам нужно
тебе минимум сто грамм сыпануть, а это ведь десять тысяч долларов. Кому это
нужно? А если и сыпанут, то максимум — грамм пять. Если заключение экспертизы
придёт с позитивной реакцией на кокаин, напишешь заявление, чтобы проверили его
на чистоту. Отсидишь ещё двенадцать месяцев, получишь вторую экспертизу, и
выйдешь. К тому времени я уже, надеюсь, на воле буду, не переживай, Вить, я
тебе передачки носить буду.
— Вася, за банку
новокаина два года сидеть? — начинает злиться на меня Виктор, словно это я
посадил его в тюрьму.
— Вить, за тот
амфетамин аптечный, что ты продавал, тебе бы в России лет пять бы дали. А
здесь, полиция несколько грамм твоего амфетамина даже к делу не стала
прикреплять. Так что молись, чтобы тебе ничего не подсыпали. А десятку никто
тебе давать не собирается. Видишь, вон в компании негров самый маленький сидит?
— показываю я пальцем на угол, где обычно тусуются семь наших чернокожих
друзей. — Его с восьмистами пятьюдесятью граммами кокаина взяли. Сколько на
самом деле у него было никто, кроме его самого, не знает. Тогда им сыпануть
тебе сто грамм ничего не стоит. Но только не стоишь ты таких денег. Никому это
не нужно.
— Всё, пойду я
лучше, Вась, с пастором католическим пообщаюсь, надоело твой бред слушать. Они
вон конкурсы какие-то собираются проводить, я лучше на них посмотрю. А то после
разговора с тобой я опять ночью спать не буду.
— Ладно, не
злись, don't give up hope, — кричу я уходящему в другой угол тюрьмы Виктору.
Проходящий мимо
Бориш садится рядом со мной на место Виктора.
— Что нового,
Бориш? — обращаюсь я к молодому художнику. Что загрустил, мой турецкий друг?
— А что
радоваться-то, Вась? Девушка у меня в Турции живёт, а я здесь торчу два месяца
уже. Я ведь свадьбу готовился справить, а адвокат, которого мне Ашпак
посоветовал, не очень-то прикладывает усилия, чтобы вытащить меня отсюда.
— Не волнуйся,
Бориш, со дня на день выпустят тебя, поедешь к своей красавице болгарской. Дело
у меня к тебе есть, Бориш. Скоро мои девчонки приезжают в Гоа, у дочки день
рождения, восемь лет будет. Если я тебе маленькую фотографию дам, сможешь
портрет нарисовать?
— Конечно же,
Вась, смогу. Я же художник.
— Вот спасибо,
хоть какой-то смогу подарок подарить. У меня за это кропалик гашиша есть, как
аванс.
— И тебе
спасибо, мой русский друг. Здесь, в тюрьме, этот кропалик дороже золота.
Половинку я на табак и кофе поменяю, а вторую половинку сегодня ночью выкурю. А
что нового, Вась, в твоей камере?
— Сегодня шмон
был. Опять сотовый телефон у всех искали, я чуть с охранниками не подрался.
Хотели они мою самодельную гирю отобрать. У меня гирька хорошая, из шести
двухлитровых бутылок сделана. Ворвался к нам сегодня начальник тюрьмы с
охранниками, всю камеру перевернули, все вещи перетрясли. Хорошо, что я гашиш в
фантики для конфет завернул, их не стали разворачивать. Увидел начальник мою
гирьку, и приказал охранникам отобрать. А ты же знаешь, Бориш, для меня моя
гантелька сейчас — как жена, я же если двенадцать тонн в день не подниму, то
уснуть не смогу. Это единственное важное, что у меня сейчас есть. Схватил я её
обеими руками и кричу как псих: «Не отдам! А кто попробует отнять — покусаю или
покалечу!» Их пятеро с палками, а я один.
Стою в углу, обхватил руками гантель,
коленки трясутся, а сам зубы им скалю. Хорошо, сокамерники за меня заступились.
Говорят начальнику, мол, не трогайте вы этого русского, он гантелей этой
занимается, и никого не беспокоит. Без гантели спятит ещё, чего доброго, от
безделья. Короче, сжалился надо мной начальник, не стал последнюю радость
отнимать. Хорошо, что новый начальник тюрьмы — лояльный дедушка, вот старого ты
не застал. Его в тюрьму в Васко перевели. Тот, как вампир энергетический, если гадость
какую не сделает, то день зря для него прошёл.
Помню, Лена моя коврик резиновый
принесла, чтобы не на бетонном полу спать. Так этот гад мне отдал его только
через два месяца, и то после того, как я в больницу с жаром попал. Тот точно
мою гантель отобрал бы. А ещё, сегодня хорошая новость, точнее две. Виктор
через судью добился, чтобы мы могли овощи себе покупать. Шесть месяцев он
заявления разные писал, голодовку недельную объявлял, врачам и судье жаловался.
Его фразу «Вай нот томато?» уже все инстанции слышали. В понедельник помидоры,
огурцы и лук нам привезут. А вторая хорошая новость, я под это дело я добился,
чтобы нам ещё и майонез привезли. С майонезом другая проблема была.
Его
охранники, которые заказ принимают, никогда не пробовали и в глаза не видели,
кое-как сумел объяснить им. Два месяца я боролся за майонез, и победил. Так что
в следующий понедельник у нас праздник. Салат, наконец-то, поедим. Хоть
какие-то витамины, а то я на рис с горохом глядеть уже не могу. Смотри, Бориш,
какой цирк священники устроили, такое только в Индии увидеть можно!
Замолчав, мы с удивлением смотрим, как
посередине площадки для прогулок, разделив убийц, грабителей и насильников на
две группы, стоит священник, руководя детским конкурсом. На счёт «раз, два,
три», по отмашке, с двух сторон выбегают по одному индусскому уголовнику,
пытаясь первым схватить старый тапочек, лежащий посередине. Выигравшему
достаётся пластмассовый крест на веревочке.
— И сюда
протянул свои щупальца Папа Римский. По-моему, это нечестно давать людям
религию, лишая их права выбора, — вздыхая, говорит мне мусульманин Бориш.
приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html