ГЛАВА 39. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЮРЬМЕ.

Глава 39. Часть первая. В тюрьме.

— Доброе утро, Мапса! — потягиваясь на солнце, протяжно, во весь голос кричит по-русски Виктор.

— Добраутра! — кричат ему на ломаном русском с разных сторон тюрьмы заключённые и охранники.

— Опять ты? – смеясь, протягивает мне руку Виктор.

— Опять я, — улыбаюсь ему в ответ я и радуюсь, что снова могу с кем-то поговорить.

— Ну что, мой тюремный друг, пойдём, опять мозг друг другу потрахаем.

— Я не против. Только, давай договоримся: оргазм вместе получать. А то если я тебе в мозг не кончу, всю ночь спать не буду.

— Всё, договорились, — говорю я Виктору, пожимая ему руку. — Куда пойдем сегодня, из Арамболя в Ашвем, или из Ашвема в Арамболь?

— Пойдём, Вась, сегодня до Морджима. Лужа возле канализационного стока будет нам морем, твоя камера — Арамболем, а моя — Морджимом. Кстати, поздравь меня, Вася, — у меня сегодня ровно восемь месяцев тюрьмы. Fucking washing powder Nirma*. Вся тюрьма уже смеётся, когда видит по телевизору рекламу этого стирального порошка. За стиральный порошок восемь месяцев ещё никто здесь не сидел.

— И это, Вить, ещё не конец. Сколько тебе здесь сидеть, одному только Создателю известно. Ты, Вить, в историю Гоа войдёшь, как человек, отсидевший год за стиральный порошок.

— Даже полицейские мой «кокаин» стиральным порошком называют. Порой мне кажется, Вась, что я спятил уже.

— Мне тоже, Вить, так порой кажется. Вон, посмотри, — по кругу ходят два идиота. Мне кажется, они даже не понимают, что в тюрьме находятся. Мы скоро тоже, наверное, так ходить будем.

На мгновение мы останавливаемся, и рассматриваем двух душевнобольных индусов, ходящих так же, как и мы, по кругу, только заботливо держащих друг друга за руки, словно муж и жена.

— Вот почему, Вить, их сюда посадили, почему не в психушку? Неужели, судья не видит, что это — душевнобольные люди?

— А чем, Вась, мы от них отличаемся? Тем, что за ручку друг с другом не держимся? Мы же такие же ненормальные, как и они. Всё хотели мы с тобой людей чему-нибудь научить, а сами свой мозг давно где-то на пати потеряли. Нормальных людей в тюрьму не сажают.

— А ты знаешь, Вить, за что сюда попало вон то creature*, которое всегда улыбается?

— Нет, не знаю. Спёр, наверное, мороженое или шоколадку. Что он ещё, Вась, с таким лицом может сделать?

— Он взял, Вить, камень и начал стену христианского храма долбить. Что-то разломал в храме, вот его и посадили за это. Многие люди на религиозной почве рассудка лишаюся. Знаешь, что вчера мне Десай сказал? Он три года здесь уже сидит. Говорит, что до меня в моей камере тоже один русский сидел, Жора его звали. Я вчера вечером после его рассказа долго уснуть не мог, всё про карму думал.

— А при чём тут, Вась, карма? — удивлённо спрашивает Виктор, обгоняя двух идиотов, идущих по кругу впереди нас.

—А при том, что знал я этого Жору. Флипанул он несколько лет назад. Был нормальным, а переел ЛСД, и спятил. Залез на арамбольскую гору и разломал христианский крест, который на вершине католики когда-то установили.

— Помню, Вась, такого. Его ещё тогда индусы покалечили хорошо.

— Не то слово, Вить, «покалечили». Чуть до смерти камнями не закидали. Он сначала в госпитале три месяца лежал, потом здесь, в тюрьме, несколько месяцев сидел.

— А при чём тут, Вась, карма? — спрашивает Виктор, даже не почувствовав, что наступил босой ногой в кошачье дерьмо.

— А при том, Вить, что в ту ночь, когда он спятил, я ЛСД ему продавал. Он мне деньги ещё хотел на следующий день отдать, но так и не отдал. Про то, что с ним произошло в ту ночь, я из газет узнал. Тогда многие газеты пестрили заголовками: «Сумасшедший русский разломал крест в Арамболе, надругавшись над католической церковью». А ведь тогда вечером Жора вроде бы нормальный был. Немного заговаривался, правда, но ведь он в трипе кислотном был.

— И что? Ты переживаешь, Вась, по этому? Не ты, так кто-нибудь другой продал бы ему кислоту.

— Так-то оно так, только когда-то, пять лет назад, я первый предложил ему психоделику попробовать. Расширил он себе сознание по стандартному сценарию: сначала бросил работу, потом жену, потом в Гоа жить приехал. Я ведь и предположить тогда не мог, что ему так сознание сильно поведёт. А может, я тоже спятивший, просто понять этого никак не могу?

— Конечно же, спятивший! Если бы ты себя со стороны послушал, то давно бы это понял. Я-то, хоть, Вась, за деньги сюда попал, а ты — спятивший психоделический революционер, который хотел, чтобы все вокруг тоже спятили.

— Возможно, ты и прав, — вздыхаю я, вспоминая лицо Жоры. — Мне Десай рассказывал про этого Жору. Говорил, что совсем сумасшедший тот русский был, всё время про энергии какие-то бормотал. «Я», — говорит, — «спрашиваю у сумасшедшего Жоры: зачем ты, мол, крест-то сломал? Кому он мешал?» А Жора отвечает: «Я людям помочь хотел, хорошие энергии с моря идут, но не могут в Арамболь попасть, потому что крест не пропускает их. Вот и пришлось мне этот крест сломать, чтобы хорошие энергии в Гоа проходили».

— Я, Витя, честно говоря, тоже с удовольствием этот крест сломал бы, потому что он весь вид только портит. А Жора не побоялся, взял — и разломал. Ведь вера в Бога — она в душе у каждого своя. А сколько индуистов, мусульман, иудеев и прочих верующих в свои религии людей смотрят на гору, — а на ней крест стоит. И выглядит этот крест, как символ не их веры, а веры чьей-то другой. Вот так и зарождаются межрелигиозные конфликты. А вера ведь должна в душе быть, а не в символах. Хорошо, что Иисуса на кресте распяли, а не на кол посадили, ужасный символ был бы. Ты только представь, Вить, на арамбольской горе была бы статуя Иисуса, насаженного на кол. 

Для меня, хоть и крещёного, символ креста с распятым человеком всегда напоминает мученическую смерть. Для чего нужно выставлять напоказ такой ужасный знак? У нас, в православной религии, крест на храмах и на кладбищах ставят. А у католиков – повсюду, без причины, кресты бетонные стоят. Жаль, что с Жорой всё так печально закончилось, ведь даже спустя полгода он в неадеквате всё ещё был. Мне Паша, консул из посольства, рассказывал про него. Его ведь Саша Венус за деньги вытащил из тюрьмы, в Бомбей отправил, а он и в посольстве буянить начал. Говорил: «Не хочу в Россию возвращаться, десантник я бывший. А десантники так просто не сдаются». Ну, и пришлось его снова из посольства в бомбейскую психушку сдавать. Чем закончилось всё, я так и не знаю. Может, сейчас всё ещё в психушке сидит. 

Такая вот история. Кто-то ломает кресты, а кто-то пытается их поставить. Есть такой персонаж в Гоа, мистер Птичкин его зовут, верующий православный, интеллигентный мужичок, лет за пятьдесят, из поколения первых фарцовщиков в СССР. Решил он православную религию в Гоа продвинуть. Заказал у плотника крест православный, деревянный, больше человеческого роста. Взвалил себе на спину, как Иисус, и затащил на гору. Полдня тащил его. Потом ещё полдня устанавливал. И, как только всё сделал, полиция пришла, крест его разломали, а его — в тюрьму на недельку посадили. Говорят, незаконно на земле индийской, без специального разрешения, кресты ставить. Дело даже уголовное на него завели. Хорошо, что штрафом удалось обойтись. 

Странные вообще-то совпадения здесь, в Индии, происходят. В моей камере сначала Ник-немец сидел, я у него ЛСД когда-то оптом покупал. Потом в этой камере Жора сидел, тот, что спятил от этой кислоты. А потом и я, тот, кто ему эту самую кислоту продавал. Может, это карма моя. Может, это то самое, за что я и сижу здесь. Только Бог свидетель: всё, что делал я, — делал с благими намерениями. Никому зла не желал. Помочь ведь людям хотел.

— Надеюсь, Вась, это смягчит тебе наказание там, — говорит Виктор, показывая пальцем в небо.

продолжение...

начало книги

приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html