Глава 42. Часть первая. В тюрьме.
— Смотри,
Виктор, что я из Мапсы прихватил, — показываю я шесть желтых резиновых мячиков,
каждый размером с яблоко. — Погода назад мне принесла их в Мапсу моя Лена. В то
время я хотел научиться жонглировать. Но начальник тюрьмы по каким-то причинам
не разрешил ими играть в камере, и забрал себе на хранение. А сейчас этот же
начальник позволил мне принести их в камеру.
— Он, наверное,
хочет, чтобы мы к ним привыкли, а потом отберёт, получив двойное удовольствие.
Вася, хватит в своих вещах ковыряться, пойдём в коридоре в теннис этими
мячиками поиграем. Там потолки высокие, хороший теннисный корт должен
получиться, — предлагает мне Виктор, примеряя свою толстую тетрадку для
английского как теннисную ракетку. — Тетрадкой играть неудобно, подожди, я себе
из книжки ракетку сооружу.
Схватив первую
попавшуюся книжку, Виктор убегает в большой зал для прогулок размером с
бадминтонный корт. Пока я размышляю о том, что Далай-Лама и буддисты всего мира
не стали бы возражать против того, что я приспособил книгу с его портретом на
обложке как теннисную ракетку, Виктор во всю уже лупит по мячику, громко
радуясь, как ребенок. Через несколько секунд из коридора слышится звон
разбившейся лампы и веселый крик Виктора: «Гооооол!». Выйдя в коридор, я играю
с ним минут пять. Не выдержав, Виктор убегает в камеру за вторым мячиком.
— На тебе, Вась,
мячик. Извини, но ты неправильно в теннис играешь. Я лучше со стеной в сквоч
поиграю.
— Да кто бы,
Вить, говорил? Ты себя в зеркало видел? Ты мне напоминаешь жирафа на теннисном
корте, — возмущаюсь я несправедливым обвинением в мою сторону.
— А ты, Вась,
как слонёнок бегаешь. Мне не нравится ждать, пока ты возвращаешься с мячиком в
исходную точку.
— Ну и ладно,
Вить. Вот твоя часть стены, а эта — моя. Будем со стеной лучше играть, ей всё
равно, как мы бьём и как бегаем. По-моему, в этой тюрьме поприкольнее, чем в
Мапсе, — обращаюсь я к Виктору, звонко отбивая мячик от стены книжкой с
портретом Далай-Ламы. — В этой тюрьме у нас тут свой персональный теннисный
корт, а на улице — поле для прогулок, без решёток над головой. Если Джеймсу с
Дэвидом позволят переехать обратно в Мапсу, я, Вить, с ними не поеду, мне здесь
больше нравится.
В Мапсе — как в клетках. Это Джеймсу и Дэвиду в суд нужно
постоянно ездить, у них дело уже рассматривается, а моё откроют не раньше, чем
через полгода. Я остаюсь здесь. Их всё равно раньше, чем через пару месяцев не
перевезут обратно, поэтому надо бы английскому у Джеймса подучиться, пока он у
меня сосед по лежанке. Ты только подумай, Виктор, если кто-нибудь у меня
спросит: «Кто был твоим учителем английского языка?», я отвечу: «Мой учитель
был настоящий шотландец. Правда, его никто не понимал из-за его акцента и
отсутствия половины языка».
— Прикольная
характеристика для учителя английского, — смеясь, говорит Виктор, не прекращая
бить мячиком об стену.
— А ты знаешь,
Вить, как он пол-языка свои потерял?
— Он что-то мне,
Вась, говорил про драку, что ему язык кто-то откусил. Но, ты же знаешь,
полностью понять его шотландский невозможно. Вообще, странная история. Как это
можно, чтобы язык во время драки откусили? Он что, целовался, что ли, с кем-то?
— Я не знаю,
Вить, надо будет у него спросить подробности.
— А зачем тебе
это, Вась, знать? Ориентацию его сексуальную хочешь узнать? Меньше знаешь —
крепче спишь. Смотри, «секси» пожаловал, — приостановив игру, показывает Виктор
ракеткой, сделанной из «Тибетской Книги Мёртвых», на появившегося в коридоре
охранника с явно выраженной гомосексуальной ориентацией. Пройдя мимо трёх
молодых заключённых индусов, охранник не упускает возможности полапать их за
жопу.
— По-моему ты,
Вась, ему небезразличен, — улыбаясь, говорит Виктор, наблюдая, как охранник,
вульгарно облизав свои губы, направляется в мою сторону, раскачивая при этом,
как женщина, бёдрами.
— Этого ещё,
Вить, не хватало.
С удвоенной
силой я начинаю бить книжкой по мячику, демонстрируя свой агрессивный настрой.
Дождавшись, пока я пропущу мячик, охранник мгновенно оказывается напротив меня.
Строя мне глазки и подойдя совсем близко, он пытается ухватить меня рукой за
член. Удачно увернувшись в сторону, я смачно, но не очень сильно, пинаю его
коленкой по яйцам.
— Ну что,
педрилка, понял, что по яйцам от меня получить можно? — с агрессивной
интонацией говорю я по-русски. — Я тебе не индус и не пидор, чтобы лапать меня.
Поняв, что ко
мне не стоит клеиться, «секси» быстро переключается на индуса, стоящего возле
окна.
— Они что, все
что ли тут пидоры? — обращаюсь я к смеющемуся Виктору.
— У начальника
тюрьмы голос, как у девушки, у его заместителя, по-моему, тоже ненормальные
сексуальные наклонности. Он меня вчера в кабинете за жопу ухватил разок. Тоже
пришлось ему зубы показать.
— А ты слышал,
Вить, голос у другого охранника, который вчера дежурил?
— Ужас, Вась, у
него голос вообще как у десятилетней девочки. Не дай бог с таким голосом
родиться. Как только таких в тюрьму берут работать? Мне, Вить, прошлой ночью
сон снился на эту тему, — обращаюсь я к Виктору, снова начавшему играть в
теннис со стеной.
— Сто очков! —
громко кричит Виктор, заглядывая в маленькое окошко туалета. Подожди, Вась, не
рассказывай про свои сексуальные фобии, сейчас я мячик из сортира достану.
Через несколько
секунд Виктор появляется из туалета, держа двумя пальцами мяч, с которого
ниткой тянется какая-то слизь.
— It's jail,
man*, — говорит Виктор, брезгливо подставляя мячик под струю воды в
умывальнике.
— Так что, Вась,
за сон у тебя был? Пойдем в камеру, расскажешь, а то я за полчаса игры уже
мокрый, как лягушка, стал. На сегодня корт закрыт. Пойдем, накуримся лучше, пока
все на прогулке.
Достав из своего
мешка пластиковую баночку с карамельками, я высыпаю все конфеты на пол.
— Хорошо ты
замаскировал гашиш под ириски, хрен определишь, какая из них призовая, —
улыбаясь, говорит Виктор, снимая мокрую от пота майку.
Накропалив чарас
в бонг, сделанный из пластмассовой бутылки и фольги, мы делаем по паре больших
затяжек.
— Ну,
рассказывай свой сон, — говорит Виктор, растянувшись плашмя на прохладном
бетонном полу.
— Странный мне
сон снился. Не хотел я рассказывать, но после случая с «секси»-охранником,
расскажу. Снится мне ночью, что захожу я в комнату охранников и вижу, как они,
одетые в гестаповскую немецкую форму, брутально трахают Джеймса, а он, плача,
говорит мне: «Вася, меня силой заставили. Я не хотел. Я сопротивлялся, как
мог». А я говорю ему: «Бежать надо из тюрьмы, пока меня тоже не трахнули». И
всю ночь бегали мы перебежками по каким-то трущобам от преследующих нас
охранников-фашистов.
— Да, Вась,
по-моему, у тебя гомофобия начала развиваться, — улыбаясь, говорит Виктор,
перекатываясь по полу к месту под вентилятором.
Мерзко лязгая
железным затвором, шумно открывается дверь в нашу камеру. Возвращающиеся с
прогулки сокамерники покрыты красной пылью и мокрые от пота. На некоторых видны
отпечатки футбольного мяча. Первым делом все направляются к своим пластмассовым
бутылкам с водой, жадно поглощая охлаждающую жидкость, не обращая внимания на
плавающую в ней инородную взвесь. Самым весёлым выглядит Джеймс.
— Эй, «Сэлтик»*,
сколько голов сегодня забил? — спрашивает Виктор у фаната шотландской
футбольной команды.
— Сегодня три
гола забил, — тяжело дыша, садясь на пол, отвечает Джеймс, похожий на усталого,
большого Винни-Пуха.
Перекатываясь на
спину, большой, мохнатый Винни плюхается рядом с улыбающимся Виктором,
наслаждаясь приятной прохладой, исходящей от бетонного пола.
— Давно я,
парни, в футбол не играл, лет двадцать, наверное, — говорит наш пухлый
шотландец, обливаясь потом. Я за полгода пятнадцать килограмм уже сбросил,
думал, что уже не буду в своей жизни в футбол играть. У меня же нога хромает, я
же здесь, в Гоа, по пьянке в аварию год назад попал. Ногу сломал, и оглох на
одно ухо.
—Так ты ещё и
глухой, Джеймс! — громко смеясь, говорит Виктор, смотря на нашего
недоумевающего английского учителя. — Ну и учитель у нас с тобой, Вась. Глухой,
хромой, с половиной языка, шотландский контрабандист.
— Скажи, Джеймс,
а как ты умудрился в драке язык потерять? — спрашиваю я его, не в силах
сдержать улыбку. — Ты что, целовался что ли?
— Да, —
смущаясь, говорит Джеймс, — было дело.
— Вот это номер!
— улыбается Виктор, приподнимая с пола голову, видимо вспомнив секси-охранника.
— Никому я не
говорил, но вам, русские, расскажу. Моя бывшая жена, мать моего сына, в
молодости здорово зажигала вместе со мной. Один раз мы вынюхали с ней кучу
кокаина, и выпили неплохо. Ну, и поругались сильно из-за чего-то. Я полез к ней
целоваться, а она меня зубами за язык ухватила, и чуть весь его с корнем не
вырвала. На следующий день было смешно, когда моя мама с братом меня в больницу
пришли навестить. Мама говорит мне: «Покажи язык, сынок», а я из баночки пол
языка достаю, и протягиваю ей. Она в рёв, а брат мой от смеха чуть не умер. В
тайне это держал всегда, никому не говорил, что это жена сделала, вам первым
рассказываю. Надеюсь, вы с моей бывшей женой не будете об этом говорить.
— Что ты там в
газете увидел, Александро? — обращаюсь я к нашему сицилийскому итальянцу,
лежащему на полу.
— Новая модель
мотоцикла вышла, смотри, какой красивый, — показывает он пальцем на ужасного
качества черно-белую фотографию в индийской газете.
Какое-то время
мы молча разглядываем новый моцик, вспоминая каждый свою байкерскую молодость.
Нашу тишину нарушает старый индус, сидящий за изнасилование и косящий под
сумасшедшего.
— А что насчет
«Фольксвагена»? — абсолютно не в тему спрашивает нас насильник по прозвищу
«Черчилль», похожий на что-то среднее между обезьяной и австралопитеком.
— Черчилль, а
при чём тут Фольксваген? — удивленно спрашивает Александро. — Ты же видишь, мы
мотоцикл обсуждаем, тут нет никакого «Фольксвагена».
— А я так,
разговор поддержать. «Фольксваген» — хорошая немецкая машина, а индийские
машины плохие.
— Это почему же,
Черчилль, ты так думаешь, — с улыбкой спрашиваю я, наблюдая ежедневную
сумасшедшую комедию.
— А потому, что
австралийские бананы хорошие, большие, — показывает старый обезьян на своей
руке уровень локтя, — а индийские бананы маленькие, с палец всего. Зато Индия
сейчас с Россией дружит хорошо, а с Австралией нет. В Австралии местные жители
индусских таксистов бьют. А Индия у русских оружие закупила, самолёты, ракеты,
автоматы.
— Всё, Черчилль,
хватит нам трахать мозг, выключи свой вещатель или переключи канал на другую
тему, — кричит ему Виктор, первый не вытерпевший этого бреда.
— А у вас
печенье есть? — быстро переключившись на другую тему, говорит Черчилль, сделав
жалобное лицо. — Давайте я вам ваши вещи постираю? А если повидло дадите,
массаж ног могу сделать.
Черчилль, быстро
встав на четвереньки, начинает старательно массировать ноги Джеймса,
периодически заглядывая ему в глаза.
— Нет, Черчилль,
отвали, твой массаж мне не нужен. А вот майку с трусами постирай мне, — говорит
шотландец, бросая грязную и мокрую от пота майку.
— А мне
покрывало и простыню постирай, — добавляю я, вспомнив, что моё бельё уже месяца
три не стиралось.
— На вот,
Черчилль, возьми аванс, — говорит Виктор, протягивая старому насильнику
карамельку.
Наблюдая за нами через решётку, охранник по
кличке «секси», прекратив лапать молодого индусского пацана, тоже протягивает
Виктору руку.
— На тебе,
педрилка, тоже сладенького, — говорит Виктор, протягивая охраннику руку с
ириской. Схвати через решётку Витьку за локоть, «секси» мгновенно целует ему
руку.
— Ну точно,
Вась, сюрреализм какой-то. Мне охранник в тюрьме за конфету руку готов
целовать.
— It is India,
man, — улыбаясь, говорит итальянец, разводя руками.
продолжение...
приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html