пятница, 30 июня 2017 г.

ГЛАВА 30. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ВОЛЕ.


Глава 30. Часть вторая. На воле.

— Привет, Арик, на тебе лица нет. Что случилось?
— Наташка моя умерла.
— Как умерла?
— А так, взяла и умерла, сука. Вчера, в госпитале, не приходя в сознание, сдохла.

Я смотрю на своего друга и не верю своим глазам. Зная Арика третий год, я никогда ещё не видел его в таком состоянии. Образованный, интеллигентный парень, он в этом сезоне безумно влюбился в странную, маленькую девушку. Она была невзрачная, с короткой стрижкой, и почти в два раза ниже двухметрового красавца Арика. Никогда я не видел его до этого таким счастливым. Он словно летал на крылышках вокруг нее, полностью поглощённый этой любовью. Казалось, что он всю свою жизнь ждал именно её, и, наконец-то, нашёл. И сейчас, после такой трагедии, он стоит передо мной и называет её сукой. «Видимо, Арик мозгом тронулся», — первое, что подумал я, услышав его слова.

— Я как человек к ней, душу свою открыл, думал, нашёл, наконец-то, свою половинку, а она, сука, взяла и сдохла. Нашла ведь такого, как я, здорового, красивого парня — и сдохла.

— Арик, что с твоими руками? Ты, как зашел в мой ресторан, так, не переставая, чешешь руки и ноги. У тебя же болячки уже расчесаны. Что происходит?
— Это я, Вась, из-за этой твари нейродермит заработал. От нервов чешусь и днем и ночью.

— Я ничего не понимаю, Арик, ты же её так нежно любил, а сейчас такие слова говоришь. У тебя всё в порядке с головой?

—С головой-то у меня все в порядке, а вот у неё совсем не в порядке было. Ёбнутая наркоманка она, оказывается, была. И под нормальную так красиво косила. Притворялась она нормальной. А с головой у неё проблема была. От этого она и подохла. Спидом она больная была, и в Гоа приехала специально умирать. Знала она, что в этом сезоне помрёт, и никому не говорила.

— Как спидом больная?
— А так, героиновой наркоманкой она в прошлом была. И муж у нее год назад от спида умер. А я так поверил ей, что гандонами перестал пользоваться. Мне как в госпитале сказали, что она от спида умерла, я даже не поверил сначала, думал ошибка какая-то.

— И что ты теперь, Арик, делать собираешься?
— А что мне, Вась, делать? Анализы вот уже сдал, жду результатов. Третьи сутки не сплю, чешусь весь, ненавижу эту суку. Посмеялась она надо мной перед смертью, а может просто уже не соображала совсем ничего, хотя выглядела как нормальная, здраво размышляла. Три дня назад резко впала в кому, трое суток пролежала — и умерла. Такие вот дела.

— Не теряй надежду Арик, может, пронесёт ещё, так бывает, я читал про такие случаи.
— А что же мне, Вась остается делать? Этим и живу сейчас. Врачи сказали трижды надо анализы сдавать. Сейчас, через три месяца и через полгода. Вот на полгода у меня нервная чесотка гарантирована, а там видно будет. Поеду я на пляж, помедитирую, гимнастикой позанимаюсь. Пока цигун практикую, получается забыться. Хоть ненадолго, но в это время я не чешусь.

— Даже не знаю, что тебе сказать, Арик. Я сам в шоке от таких новостей. Я буду за тебя пальцы крестиком держать.

Спускаясь по лестнице, Арик на прощание улыбается мне, но, судя по не переставая двигающимся желвакам на его скулах понятно, что улыбка дается ему с трудом. Странная судьба у этого человека, размышляю я, провожая его взглядом до мотоцикла. Когда-то, лет пять назад, он приехал в Индию убежденным, верующим кришнаитом. А ещё раньше, задолго до Индии, живя в родном Челябинске, он случайно познакомился со странными, кажущимися всегда счастливыми, людьми.

Они были одеты в необычные для русского человека одежды, скорее больше похожие на индусские наряды. Необычным у них было всё. Мужчины брили головы, оставляя маленькую косичку на затылке, и рисовали себе цветное пятнышко на переносице. Многие носили на шее венки из цветов. Но, более всего Арика привлекала их необычная жизнерадостность. Они всегда были улыбчивыми, и казались вечно счастливыми. Именно этого ему больше всего тогда и не хватало.

Оставшись в то время без отца и матери, с одной младшей сестрой, он быстро понял, что мир, который его окружает, далеко не такой уютный и комфортный, каким кажется в детстве. В этом мире приходилось бороться и выживать. И вот, он, наконец-то, повстречал людей, от которых исходила жизнерадостность и счастье. За это счастье не нужно было бороться, нужно было всего лишь поверить этим людям. И он поверил им. Они-то и предложили ему продать квартиру, и отправится путешествовать с ними по Индии, ища свой путь духовного развития.

Три года он жил в ашрамах, ведя почти монашеский образ жизни. Каждый день он практиковал медитацию, изучал священные книги, читал мантры. Но, то счастье, которое излучали его новые друзья, стало казаться ему более показным и наигранным. Где-то, в глубине души, он стал чувствовать, что тут что-то не так, что уход от социума не даёт ему состояния душевного покоя. Постепенно он совсем разочаровался в этом пути познания себя и мира. Он бросил кришнаитство, и осел в северном Гоа, в Арамболе. Познакомившись с европейскими фриками, он стал читать психоделическую литературу, где наши современники предлагали новые, интересные, и, в то же время, рациональные пути познания самого себя.

На какое-то время он даже увлёкся психоделиками, проводя эксперименты над собой в измененном состоянии. На какое-то время он снова обрел душевный покой. Но, со временем стал разочаровываться и в этом пути развития, предпочитая изменять свое сознание при помощи медитации, а не используя химические препараты. Мы часто спорили с ним, обсуждая книги Тимоти Лири и Теренса Маккены. Он называл их спятившими профессорами, переевшими ЛСД, потому что они проповедовали психоделическую революцию в массы, в попытках изменить весь мир к лучшему.

Я не мог понять, почему Арик считал, что психоделический путь развития — это удел только избранных. В спорах он пытался мне доказать, что чтобы сделать квантовый скачок восприятия, нужно иметь предрасположенность мозга. Иначе, мозг может просто не справится с задачей и легко выйти из строя. Он считал, что на данном этапе эволюционного развития человечество, по большей части, не готово ни к каким скачкам. Я же был приверженцем идей психоделических профессоров, которые считали, что каждый может совершить свой квантовый скачок восприятия. Я был согласен с доктором Тимоти Лири, утверждающим, что если прогрессивные десять процентов человечества сделают первыми свой квантовый скачок, показав остальным пример, то и всё остальное население планеты, проснувшись, начнёт трансформироваться, меняя своё отношение к окружающему миру.

Последние годы Арик совсем не ходил на пати, называя фриков уебанами. Он больше предпочитал медитацию, йогу, цигун, различные виды единоборств. Когда он, наконец-то, повстречал свою любовь в Гоа, мы, все его друзья, были ужасно рады за него. Казалось, он наконец-то обрел тот душевный покой, к которому всё время стремился. Но, сегодняшняя новость стала для меня большим шоком. Даже представить было страшно, какие же чувства бушевали у него в голове после такой трагедии.

— Привет, Ромка, как я рад тебя видеть. Что, снова в Гоа приехал? Сложно теперь без Гоа долго находиться?
— Да, опять я на весь сезон, на Землю Обетованную вернулся, — обнимая меня, говорит мой друг, которого я не видел полгода.
— Как Москва? По твоему бело-синему цвету кожи видно, что совсем солнышка нет на Родине.

— В этот раз всё намного интереснее в рашке было. Я на Рублёвском пляже на весь летний сезон кусок земли арендовал, трансовые пати проводил, шест свой с огнём крутил, с кучей интересных людей познакомился. Это лето в России было очень творческим. Гламурная Москва в своей предсмертной агонии все лето рожала интересные творческие проекты. В Москве открылся клуб «Крыша», все гламурные гоанцы и их поклонники сейчас там тусуют. Многие обещали в ближайшее время сюда подтянуться. Скоро всех самых интересных людей сюда в Гоа переманим, останутся в Рашке одно бычье и менты.

— Молодец ты, Ромка, от тебя только позитивная энергия всегда исходит, не смотря ни на что. Слышал про Арика и его подружку?

— Да, ужасная история. Я пока с Ариком прекратил общение, от него один негатив исходит. Подожду, пока он снова душевный покой обретёт. От его энергетики повеситься хочется. Я смотрю у тебя, Вась тоже интересные изменения в твоем ресторане, не узнать теперь его. Мебель дорогую прикупил, новые матрасики.

— Да вот, Ром, пришлось прекратить конопляную одежду продавать. Приходится подстраиваться под волны глобализации, что докатываются и досюда. Весь акцент в бизнесе теперь на ресторан делаю. Конкурентов много, приходится удовлетворять спрос отдыхающих. Рухнула вся идея русского «Хэмпа» без меня в рашке. Разругался я со своим компаньоном. Стоило мне из России уехать, как меня тут же обвинили в том, что я украл деньги, и сбежал в Индию. А возвращаться сейчас назад и доказывать, что я не верблюд, совсем неохота. Да и слышал, наверное, — в розыске я сейчас, нельзя мне в Россию.

— В курсе я и про тебя, и про то, что Серёга Мор за посылку из Непала пять лет тюрьмы в Москве получил. Я смотрю, ты принципам своим, Вась, начал изменять, — с укором посмотрел на меня Ромка, показывая пальцем на лежащее возле столика меню. — Алкашку начал в своем ресторане продавать? Ты же был жёстким противником алкогольной культуры?

— Всё течет, все меняется, — со вздохом отвечаю ему я индийской пословицей. — Пришлось лицензию на пиво купить. Но, никакого крепкого алкоголя у меня распивать нельзя. Я сейчас считаю, что слабоградусный алкоголь – это не страшно. Хозяин земли арендную плату поднял, да и надо как-то стараться легально зарабатывать. Не всю же жизнь наркотики продавать. Ведь дочка у меня растёт, в следующем году за школу платить нужно будет.

— Да, ладно, не оправдывайся, — снова улыбаясь, говорит Ромка, похлопывая меня по плечу. Всем бабки нужны, а пиво – это не кокаин.
— Кстати, видел Ром, какой я баннер повесил у входа в «Хэмп»? — показываю я пальцем на огромную, в человеческий рост, фотографию конопляного цветка.

— Да, я ещё за несколько метров красоту эту заметил. Только в Индии можно позволить себе рекламировать ресторан фотографией марихуаны во всю стену. Не боишься, Вась, полицию такой рекламой подтянуть? – улыбаясь, говорит Ромка, поднявшись из-за стола.

— А для полиции я табличку повесил: «Ноу драгс», и, самое главное, что это правда. Никаких наркотиков в моём ресторане, только психоделика.

— Кстати, сюда знакомые мои должны подойти, они пообщаться с тобой хотели. А вон и они по пляжу идут, надо помахать им рукой, чтобы заметили. Они интернет-сайт свой держат, посвященный Гоа, очень даже популярный, вот, хотят с тобой познакомиться.
— Знакомься, это Дима и Света. Они хотят информацию о твоём рестике у себя разместить. Слава о твоем квасе и волшебных пирожных с гашишом уже по всему русскому Гоа разошлась. Теперь ты, Вась, и в интернете известен будешь.

Улыбнувшись, мне протягивает руку для знакомства сначала симпатичная светлая девушка, а потом крепкий парень с маленькими, бегающими как у крысы, глазами.
продолжение...

начало книги


приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.htmll

ГЛАВА 30. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЮРЬМЕ.


Глава 30. Часть первая. В тюрьме.

— Привет, Маша. Не ожидал я увидеть тебя здесь, я уж думал, что про меня все забыли, очень рад тебя видеть.

Охранники с любопытством пялятся на высокую красавицу с хвостиками, как у белочки.
— Я тоже рада тебя видеть бодрым и веселым. Как же тебя угораздило попасть сюда?
— Да сам, Маш, не знаю. Наверное потому, что не верил я, что меня могут посадить. Знал, что меня ищет полиция, мог бросить все и уехать, но, — почему-то не уехал. Не мог я предположить, что менты не по правилам играть будут. До конца не верил, что это может со мной случится. Пока Тамир был в рашке, подставил меня его пушер*. Даже не за деньги, а чтобы перед ментами выслужиться.

— Да я знаю всё. Мне Лена твоя рассказывала. Как ты тут?

— Честно говоря, мне на пользу тюрьма идёт. Пересматриваю свои жизненные ценности, спортом занимаюсь, в шахматы играю, книгу подумываю написать. Опять же, от балласта ненужных людей избавляюсь. Здесь, в тюрьме, быстро понимаешь, кто тебе друг, кому ты нужен, кто хочет, чтобы ты побыстрее вышел. Я даже в какой-то степени благодарен тому, кто меня сюда посадил. Как у вас там, на воле, что нового?

— Я с Бали недавно вернулась, вся старая гвардия сейчас там. Помнишь Ромашку, что в непальской тюрьме отсидел? Привет тебе передаёт. Он сейчас там трансовые пати проводит.

— Но ведь Индонезия — мусульманская страна, там ведь за наркотики смертная казнь?

— Не поверишь, Вась, — там в супермаркетах легальные стимуляторы продают. Наподобие экстази, но сделаны из натуральных растительных материалов. Всю ночь под ними на пати скакать можно. Марихуана, конечно, вне закона, но власти прикрывают глаза на курящих туристов. Если не продавать и не курить в публичных местах, то никто тебя трогать не будет. А как там, Вась, красиво! Гоа и в подметки не годится. Десять лет я уже в Гоа езжу, ничего уже не осталось от того Гоа, что было раньше.

Сама не знаю для чего сюда снова приехала. Может, из-за дочки, в школу ей здесь очень нравится ходить, а может, — из-за друзей. Многие мои друзья здесь, в Гоа, живут. Но, с каждым годом их всё меньше и меньше остается. Большинство по другим странам поразъехались. Тут недавно на плэйс в «Терешков» полиция с обыском приезжала. Всё перевернули, ничего не нашли, зато про тебя говорили. Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать…

— Да что же не стоит? Говори уж, раз начала.
— Говорили полицейские, что года через полтора тебя отсюда выпустят, не раньше.

— Эх, Мария, это — хорошая новость, — вздыхая, говорю я, — потому что мне десятка светит. В Агуаде* пятьдесят человек с такой же, как у меня, статьёй сидят, и двое из них — европейцы. А за полтора года здесь я только здоровее стану. И духом, и телом. Как тут мой друг Виктор говорит: «Мы тут с Васей не скучаем, нас ипуть, а мы крепчаем».

 продолжение...

начало книги

приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html

ГЛАВА 29. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ВОЛЕ.


Глава 29. Часть вторая. На воле.

— Наконец-то, мы добрались до дома. Как же я устала, — плюхаясь в пластмассовое кресло, говорит Лена, кладя ноги на чемодан. — Четверо суток в пути, шесть пересадок, пять месяцев в Непале, что же это за жизнь у нас такая цыганская. Когда же это закончится?

— А что плохого в цыганской жизни? Многие только и мечтают о путешествиях. А мы всю Индию с Непалом проехали. Василина, скажи, а тебе нравится путешествовать?- спрашиваю я дочь, успевшую выложить своих Барби из маленького розового чемодана.

— Конечно же, папочка. А когда мы поедем в следующий раз, в новое путешествие?
— Вот видишь, нам нравится, — заявляю я, вкатывая в дом последний чемодан.

— Я не против путешествий, только мне комфорт нужен, и чтобы никаких поездов и автобусов. Только самолёты и такси. И, в таких жарких странах, как Индия, такси чтобы с кондиционером были.

— Удивляюсь я, Лен, откуда у тебя столько королевской крови. Родители твои котельщиками на Севере работают. Пять лет назад у тебя не то, чтобы своего угла не было, у тебя денег не было, чтобы зубы отремонтировать. После рождения Василинки ты целый год работала, чтобы долги свои раздать, а сейчас самолёты и такси тебе подавай.

— Знаешь что, дорогой, я в пятнадцать лет приехала одна, с Севера, большой город покорять. Всю жизнь я мечтала иметь своё жильё. И, как только я обзавелась своей квартирой, снова вынуждена скитаться по съемному жилью, вдобавок, то в Индии, то в Непале. Не об этом я мечтала всю свою жизнь. И вообще, я уже соскучилась по России.

— Любимая, ты просто устала с дороги, — говорю я, садясь рядом на нашем балкончике. – Посмотри, вокруг тебя пальмы, солнце, море. Францис, смотри, как радуется нашему приезду. А что в рашке сейчас? Холод, грязь, слякоть, еда с привкусом пластмассы. Обещаю, что когда появятся деньги, мы будем путешествовать на самолётах и на машинах. Годика через три разберусь со своим розыском, а там, глядишь, и с Дымковым страсти улягутся. Вот тогда и съездим в рашку. А сейчас наслаждайся Индией, тем более, что выбора у нас нет. Впереди нас ожидает новый сезон, новые интересные люди, новые приключения.

— Хорошо, я готова потерпеть несколько лет, только скажи, когда мы перестанем заниматься наркотиками? Мы провезли через границу два килограмма гашиша, а я хочу спать спокойно.

— Дорогая, я постараюсь, чтобы это было в последний раз. В этом сезоне мы арендуем два дома. Я расширю свой ресторан. Потерпи немного, скоро мы будем заниматься только легальным бизнесом. Как появятся деньги, я зарегистрирую здесь компанию. Торговать наркотиками в этом сезоне будет Дэн. Василинку отправим в школу, учиться, будет с детства на индийском, английском и русском языке говорить. Илка будет тебе по хозяйству помогать, а лет через пять продадим в России нашу квартиру, и на эти деньги купим дом на берегу моря. Будем в нём жить счастливо, до самой смерти. А сейчас, бери Василинку, и идите на море купаться. Будут вам и самолёты и машины. Всё у нас получится.
Через несколько недель, отдохнув и накупавшись в море, Лена перестала жаловаться на цыганскую жизнь, а я приступил к своим ежедневным гоанским обязанностям.
Позавтракав, я кручу утренний джойнт и наблюдаю, как рыбацкие собаки лают на бродячую корову, загнав её в образовавшуюся после отлива огромную лужу на пляже, прямо напротив моего ресторана.

— А я к тебе на завтрак иду! — кричит издалека Хануман, бросая в собак камень. — Здорово, Вася, давно тебя не видел. Ты где мунсун провёл?

— Я тоже рад тебя видеть, Хануман. Мы в Непале, в Покаре, пять месяцев отдыхали, я уже месяц как здесь. Вчера ресторан свой достроил, сегодня ты у меня первый клиент. Ты, как всегда, в своих оранжевых шортах с надрисью «Легалайз».

— Эти шорты — мой стиль. Если изнашиваются, я у непальцев такие же, новые, заказываю. Люблю я на своем спортбайке от полиции уходить. Ментам только мою жопу с надписью «Легалайз» видно.
— Проходи в ресторан, что встал возле входа? Я вот джойнт только что скрутил. Сам-то давно в Гоа?

— Я, Вась, тоже с месяц, наверное, уже здесь. Давно хотел к тебе заехать, но времени все что-то не было. Пока ещё все драг-дилеры не приехали, я тут нарасхват. Каждый день кому-нибудь кокаин развожу.

— По-моему, хороший знак, что ты первый мой клиент в этом сезоне.
— Кришна! — кричу я своему официанту, зевающему на утреннем солнышке, — Сделай завтрак номер три для первого клиента за счёт заведения.
— Ты слышал, Хануман, сегодня на Кериме пати хорошее собираются провести? Сам Тамир организовывает.

— Слышал, кто же об этом не знает. Вот из-за него-то я туда и не пойду.
— А что же тебе Тамир плохого сделал?
— Да пока ещё ничего не сделал, только полиции, по-моему, он меня сдал.

— Да не может такого быть! Я Тамира довольно хорошо знаю. Моя Василинка с его дочерью в один детский сад ходит. Я с ним много раз общался. Не может он сдать. К нему же на пати люди перестанут ходить.

— Да причем тут, Вась, ваши дети? Ты, со своей психоделикой, максимум штуку баксов в месяц поднимаешь. Кому ты интересен? А я на кокосе пятерку легко зарабатываю, сейчас пати почти не проводятся, поэтому конкурент я ему стал.

— Так ведь Тамир не торгует вроде, он же ди-джей.
— Он-то не торгует, а вот продавцы его ещё как торгуют. Торгуют, и конкурентов сдают. Ты, наверное, не в курсе, что он ежемесячно ментам за крышу платит. Он вчера подошел ко мне, и говорит: «Кто-то твою фотку на индийском интернет-сайте разместил, там написано, что ты теперь в Гоа главный русский драг-дилер». Ещё говорит, что полиция к нему приходила, про меня спрашивала. Хотят, чтобы я сам к ним пришёл и деньги платить начал. А если не приду, то поймают меня, и посадят. А я в жизни своей никому за крышу никогда не платил. Я сам всегда себе крыша. Да и если бы только платить. Я же знаю ментовскую породу. Им погоны ещё зарабатывать нужно. Они же потом заставят сдавать кого-нибудь, а я ссученным никогда не был и не собираюсь им быть. Валить мне отсюда нужно, и чем быстрее, тем лучше. Тем более, как я знаю, пати не будет больше в Гоа. Может, разрешат два-три за сезон, и то под присмотром полиции. Да и с кокаином я давно решил завязать. Как болото этот кокос. Начнешь с дорожки. А остановится невозможно. Поеду лучше в Тайланд, там и пати четыре раза в месяц проводят, и за торговлю наркотиками смертную казнь дают. Не будет соблазна этим грязным бизнесом снова заниматься. Я лучше йогу там преподавать буду. Умерло Гоа, и убил его кокаин. Будь осторожен, Вася, сейчас тебя не трогают, но когда прикроют все пати, и конкуренция между драг-дилерами станет жёсткой, сдадут тебя свои же. Или заставят сдавать других.

— Мне кажется, ты сгущаешь краски, Хануман. Может, у тебя от кокаина параноя началась. Не хочешь, не ходи сегодня, а я с удовольствием пойду, попляшу.

Плато на вершине холма напоминает марсианский пейзаж. Красная вулканическая поверхность простирается почти до горизонта, впереди бескрайнее море, переходящее в звёздное небо. Ощущение, что мы где-то на другой планете. С тысячу нарядных, разноцветных людей пляшут под громкую, красивую трансовую музыку. Хорошо, что я Ханумана с утра не послушал. Если бы пропустил сегодняшнее пати, не простил бы себе этого. Когда-то, в Гоа пати проводились на берегу моря. Местное население и фрики тогда жили в гармонии, и никто никому не мешал. Фрики покупали у рыбаков дары моря, а у крестьян — фрукты и овощи.

Всем было хорошо. Хиппи и фрики голышом загорали на пустынных пляжах, танцевали на пати, курили, и тратили заработанные продажей чараса деньги на местных жителей. Быстро процветая, местное население сносило свои первобытные хижины, и строило на их месте красивые двух- и трехэтажные дома. Чудные, волосатые белые люди с удовольствием арендовали эти дома, платя достаточно много денег, благодаря чему уже можно было не добывать рыбу и не выращивать рис. Никто, кроме хиппи, не хотел ехать в не обустроенное, дикое Гоа. Всё прогрессивное человечество предпочитало комфортабельные отели и пляжи, по которым не ходили бы коровы и свиньи. В гоанских же деревнях не было ни машин, ни асфальтовых дорог. Не было ничего.

Хиппи помогали местным открывать маленькие рестораны, объясняя, для чего нужны ложки и вилки. Показывали, как готовятся европейские блюда, и обучали минимальным санитарным требованиям. А местное население с удовольствием, ночами, присоединялось к танцам под барабаны, устраиваемыми белыми людьми. И так же, как тысячи лет назад, индусы радостно плясали в полнолуние, благодаря индийских богов за хороший урожай и счастливую жизнь, которую принесли им приезжие чужестранцы. И, так продолжалось бы и дальше, если бы против сатанинских плясок не стала выступать католическая церковь. Католические храмы, со времен португальцев, в Гоа строились везде.

Ещё до прихода первых хиппи, местные жители, благодаря долгому влиянию португальцев, стали забывать свои индийские традиции и своих богов. Из католических храмов священники проповедовали правильный образ жизни, правильный индус должен был работать всю свою жизнь не покладая рук, добывая все больше рыбы и мяса, собирая больше риса и бананов, строя новое жилье, и обзаводясь всеми современными благами человечества. Естественно, принося десятую часть в храм, чтобы после смерти попасть в рай. Философия приезжих, волосатых, счастливых людей шла вразрез с философией католиков. Молодое поколение индусов предпочитало довольствоваться тем, что давала природа и белый человек, а в свободное время — не вкалывать во имя нового холодильника или ненужного им утюга, а наслаждаться жизнью.

И тогда, католичество поднялось в крестовый поход против дурного влияния счастливых и довольных хиппи. В середине 90-х годов к власти пришла партия, поддерживаемая католиками. И, министр туризма заявил на все Гоа, что хиппи и фрики больше не нужны нам. « Для Гоа нужны деньги, нам нужны богатые туристы, приезжающие на две недели, а не голодранцы, которые не могут купить себе стакан чая», — заявил он по телевидению и через газеты. С тех пор пати начали преследоваться. Сначала пати запрещали на пляжах, мотивируя тем, что громкая музыка мешает спать трудящимся, потом пати стали запрещать в джунглях и удаленных местах. С начала двадцать первого века все пати, проводимые в Гоа, стали нелегальными.

Организаторы платили огромные взятки полиции, которые можно было компенсировать только продажей кокаина. И его стали продавать почти все. Сегодняшнее пати было организовано в самой дальней северной точке Гоа. Вдалеке от пляжей, от населённых пунктов, от моря. Не смотря на то, что пати проходило на пустынном каменном плато, ничто не помешало тысяче людей, любящих свободу, собраться с разных концов Гоа, чтобы почувствовать вибрации любви и гармонии. Это последнее место, последний оплот свободы. Дальше бежать некуда.

— Привет, Тамир!
— Здорово, Василий, давно в Гоа вернулся?
— Нет, месяц всего, как из Непала приехал.

Передо мной стоит самый настоящий психоделический шаман. Точнее, вождь всех русско-гоанских трансеров. Гордо обходя всё пати, он здоровается с каждым психоделическим воином, с каждым авторитетным фриком. Это его вотчина. Модно выстриженный ирокез на затылке, в обоих ушах большие серьги, на спине большими светящимися буквами написано «Х.Буду». Раньше я и представить не мог, что когда-нибудь буду жать руку основоположнику русского трансового движения. Восемь лет он уже жил в Гоа, и, ходили слухи, что все эти годы он был в российском розыске, это делало его ещё более легендарным.

— Ну что, Вась, будешь в этом году свой квас делать? Отличный квасок у тебя получается.
— Конечно, буду. Я в прошлом году четыре тонны продал.
— Как твоя дочка поживает?

— Хорошо, к школе начали подготавливать, а пока, вместе с твоей, в детский сад ходить будет. Смотри, Тамир, какого я чёрного золота из Непала привез, — говорю я, вытаскивая из кармана кусок чараса и маленькую лупу с подсветкой.
— Я вообще-то непальский не курю, непальцы не умеют хороший чарас делать. Я манальский, из Индии, предпочитаю.

— А ты, Тамир, посмотри через лупу, ты такого качества в Индии не найдёшь. Европейцы в Непале делали.
Презрительно взяв у меня чарас, Тамир разламывает пополам толу и начинает рассматривать её через увеличительное стекло.

— Да, действительно, первый раз такой чистый чарас вижу, видимо, постарались европейцы. Никогда мне, Вась, не приходило в голову чарас через лупу смотреть, — говорит Тамир, доставая свою толу из кармана. — Давай-ка, мой теперь посмотрим.

Долго рассматривая свой кусочек, он, ухмыльнувшись, убирает его в карман.
— Не, это не дело чарас через увеличительное стекло смотреть, его пробовать нужно. Давай лучше покурим. Он хоть и не такой чистый, как у тебя, зато кроет лучше любого непальского. Только я сначала отыграю, а потом пробовать будем, — говорит он, направляясь к ди-джейскому столу.

Я танцую вместе со всеми, мой танец, как последний бой, в который я вкладываю всю свою любовь к свободе, и ненависть к пришедшей сюда глобализации. Вокруг меня танцуют такие же воины, верящие в победу добра и любви над злом, которое пришло из современного мира. Впереди нас стоит Тамир. Смотря на него, хочется верить, что мы победим. Мы не можем проиграть наш последний бой. Потому что проиграть – это значит сдаться, и принять правила игры социума, который давно продался корпорациям. Ощущение такое, что мы танцуем последний раз. Хочется плакать и смеяться одновременно. Радость единства и предчувствие поражения, несколько часов пролетают, как одно мгновение. Тамира за ди-джейским пультом сменяет израильский ди-джей.

Через несколько минут, вдалеке на плато, появляется машина полицейских. Музыка выключается. С бамбуковыми палками в руках, ворвавшись на танцпол, полицейские забирают ди-джейское оборудование, генератор и арестовывают ди-джея. Может быть, договорятся деньгами? Может быть, под утро включат музыку? — слышатся везде одни и те же фразы.

Никто не расходится. Индусские бабушки продолжают готовить чай на своих керосиновых лампах. Садясь на циновку, я заказываю себе душистый чай с молоком и специями.

— Привет, Вася, — слышу я приятный, знакомый голос.
— Привет, Маша!

Рядом на циновке сидит высокая, стройная гоанская красотка, с веселыми хвостиками на голове, словно у белки. Мы мало знакомы, наши дочери ходят в один детский сад, поэтому встретившись, мы чаще всего беседуем о наших детях.

— Как жизнь, Вась? А где твоя Лена?
— Лена с Василиной остались дома. Холодно ночами сейчас, да и в садик завтра вести её надо.
— Грустное какое-то сегодня пати. Почему-то кажется, Вась, что оно последнее. Кстати, познакомься с моим мужем, — говорит, улыбаясь, Маша, показывая на парня, сидящего рядом.

Присмотревшись в полумраке, я от удивления открываю рот.
— А… Э… Ты говорила, что твой муж – музыкант, но чтобы это был один из солистов группы «Ну-Ну», я и предположить этого не мог.
— Алексей, — здороваясь, протягивает мне руку парень, покрытый стильными татуировками.
Рядом с ним сидят ещё трое музыкантов из знаменитой русской поп-группы.

— Вот уж кого не ожидал увидеть здесь, в центре психоделического движения.
— А что мы, не люди что ли? Ты думаешь, мы под свою музыку, что ли, отдыхаем? – засмеявшись, говорит Алексей, видимо, представив пати, где он танцует под свою музыку.
— Поп музыка — это чтобы бабки зарабатывать, она слишком проста, чтобы творческому человеку получать от неё удовольствие.

— А я раньше думал, что у творческих людей творить получается потому, что им это приносит удовольствие.

— Иногда получается творить для удовольствия, а иногда — получаешь удовольствие от того, что тебе платят хорошо.
— Да вы просто киберпанки какие-то. На сцене поёте «Упала шляпа, упала на пол», а в жизни транс музыкой наслаждаетесь, да ещё и в Гоа ездите.

— Нас, на самом деле, в группе двое, кто транс понимает, остальные за компанию приехали. Если присмотреться, как мы на сцене танцуем, сразу становится понятно, кто транс любит, а кто поп-музыку. Жаль, что транс в Гоа запрещают.

— По всему миру, Лёш, тенденция такая идёт, хаус музыку — пожалуйста, везде зелёный свет, не нужны нигде вольно думающие, свободные люди. А фрики, что транс культуру продвигают, они же психоделику едят, сознание себе расширяют, и пример заразительный показывают. С социальной же точки зрения — один вред от них. Главный вред от них, что денег они обществу никаких не приносят. И наркотики фрики едят не самые коммерческие. МДМА и ЛСД много не поешь, мозг не выдержит, спятить можно. Другое дело, гламурная хаус-музыка.

Под неё кокаин употреблять нужно, и алкашку пить. А кокаин всего пятнадцать минут действует, и его потом опять хочется. И остановится невозможно, приходится алкашкой заливать, чтобы приглушить это желание. А чтобы кокаин с алкашкой покупать, денег нужно очень много зарабатывать. Это выгодно для социума — поддерживать те наркотики, которые стимулируют человека зарабатывать все больше и больше. Поэтому и запрещают транс везде. Транс и психоделика делает людей более свободными и менее социальными. Транс — это не коммерческая музыка, и культурный хвост за ней тянется совсем не коммерческий. Точнее, так было раньше, после того как кокаин попал в трансовую культуру, пати и стали запрещать.

— Вот так бабло и побеждает добро, — смеясь, говорит Лёша, обнимая свою жену. — Во всех, Вась, древних цивилизациях, где употреблялись природные психоделики, это было всегда уделом избранных. К магическим веществам имели доступ шаманы, вожди, духовные лидеры. В Индии ведь чарас курили раньше баб`ы. В Мексике индейские шаманы ели мескалиновые кактусы. А у нас, в дохристианской Руси, северные шаманы отвар из мухоморов пили. А обычному народу нельзя сознание расширять. Кто работать-то будет?

— Да и с ума, Лёш, сойти можно, если неподготовленное сознание попытаться расширить.
— Это точно, — соглашается Лёша, посматривая на часы. — Холодно совсем под утро стало, поедем мы, наверное, по домам. Видимо, не будет больше сегодня музыки.

Попрощавшись с уходящими нунуйцами, я сажусь поближе к керосиновой лампе, чтобы погреть руки. Начинает светать. Возле танцпола осталось с сотню самых стойких фриков. Кто-то дремлет, кто-то курит чилумы, кто-то просто не в состоянии подняться, чтобы уехать домой. Первые лучи Солнца, пробивающиеся из-за горизонта, окрашивают мелкие, круглые облака в розовый цвет. Кажется, что в небе тысячи розовых шариков. Неужели, мы проиграли нашу последнюю битву, неужели, пати действительно больше не будет? К танцполу на мотоцикле подъезжает израильский ди-джей, с дредами до пояса. Отвязав от байка маленький генератор, он бегом бежит к ди-джейскому столу.

Несколько минут уходит на подключение проводов, и первые лучи Солнца встречает прекрасный трансовый трек. Как по взмаху волшебной палочки, все оставшиеся на пати люди, за несколько секунд соскочив со своих мест, начинают неистово танцевать. Ощущение, что это последний танец в их жизни. Кажется, что люди не танцуют, а парят над землей. Высоко подпрыгивая, стараясь первыми увидеть солнечные лучи, пробивающиеся из-за холмов на горизонте. Я тоже парю над землей, и слёзы радости текут по моим щекам. Мы не проиграли наш последний бой. Никому не удастся отнять нашу свободу.

начало книги: http://www.vasiliykaravaev.ru/2017/06/PsychedelicOyster.html

приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html

ГЛАВА 29. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЮРЬМЕ.


Глава 29. Часть первая. В тюрьме.

— Fucking cunt, пару месяцев ещё здесь сидеть, полгода уже прошло. Ты представляешь, Вася, полгода моей жизни! А эта сука, – судья, ещё два месяца сегодня мне добавила. Когда же придёт эта чёртова экспертиза?
— А ты уверен, что экспертиза новокаин, а не кокаин покажет?- пытаюсь я шутить над разгорячённым Виктором, только что вернувшимся из суда.

— Ну, если экспертиза покажет кокаин, то отсижу, выйду и перестреляю этих козлов. За беспредел нужно убивать.
— Ага, а не беспредел, — прийти в их огород, и начать им бизнес рушить, причём, портя им репутацию своей дешёвой подделкой под кокаин? — смеюсь я, отмеряя шаги на нашей прогулочной площадке. — Ты мне лучше скажи, что нового в вашей шестой палате?

— Все в коме. Нажрутся снотворных таблеток и спят сутками. А проснутся — бредить начинают. Грек всё время о побеге мечтает, хотя и пятидесяти метров со своим животом не пробежит. Итальянец постоянно ноет, что деньги у него заканчиваются. Шотландец расстроен, что не сможет болеть на кубке Европы за свою футбольную команду «Селтик».

У Апака все разговоры о еде. А японец ничего не говорит, из пустых спичечных коробков тюремную мебель склеивает.
— Скажи, Вить, а ты чем после Афгана занимался?
— Чем-чем… Чем после войны у нас в стране молодёжь занимается? Бандитом я был. С бандой рэкетирской бизнесменов на бабки разводили.

— Не скучаешь по тем временам?
— Знаешь, Вась, весело только сначала было. А как начали нашего брата отстреливать, я и сам в бизнесмены пошел. Догнала меня, видимо, моя карма в Индии, никуда от неё не убежишь. Не верю я, что за новокаин аптечный сижу. Сердцем чувствую, что за другое. Числится за мной грешок один. Видимо, его сейчас и отрабатываю.

— Неужто, Вить, зазря кого-то убил?
— Не, зазря я никого не убивал, а вот лет пять тому назад, посадил я одного человека, на год. За это вину чувствую свою. Денег он мне должен был. И, сумма-то смешная, – всего-то штука баксов, а я его на год в тюрьму устроил. Видимо, и сидеть мне тут год, как минимум.

— Странный ты, Вить, человек, а то, что у бизнесменов бабки вымогал, — это не грех, по-твоему? За это ты не чувствуешь своей вины?
— Так они не последние отдавали, да и я услуги свои предлагал, от других бандитов защищал, жизнью своей рисковал.
— А мне, Вить, никогда бандитом быть не хотелось. Видимо, по-другому я воспитан. Расскажи, как тебе бандитом былось? Чувство безнаказанности, наверное, опьяняло.

— Да ничего хорошего, Вась, в бандитстве не было, а опьяняла меня водка. Бухал не переставая. Понимал душою, что не так что-то, а сделать ничего не мог. И щемило у меня от этого сердце постоянно, когда трезвый был. Так и глушил эту боль алкашкой, пока марихуану курить не начал. А как курить начал, так стал задумываться, и понял, в конце концов, что растрачиваю свою жизнь на всякую ерунду ненужную, на понты. Всю жизнь я старался для кого-то выглядеть тем, кем на самом деле не был.


— Ты не один такой, Вить. Я много бывших бандитов знаю. И все, точно так же, когда-то сначала бухали и беспредельничали, а как психоделику попробовали, побросали свои криминальные дела, прекратили бухать, и живут сейчас нормальной жизнью, втихаря покуривая.

— Вот-вот, а государство запрещает курить ганджу, всё алкашку рекламирует. Даже здесь, в Индии, где марихуана считается частью религиозного обряда, алкогольные корпорации пролоббировали свои законы, уже нигде нельзя чарас курись. А большая бутылка рома всего два доллара стоит. За килограмм гашиша десять лет тюрьмы получить можно. Я, когда алкашку бухал, на животное больше похож был. Если с утра не опохмелюсь, то так мне плохо было, так ломало, что думал сдохнуть можно. А опохмелишься, глаза агрессией наполняются, из-за пустяка любого готов в горло вцепиться. И, каждый день, как перед атакой, кружку алкашки — и в бой. А когда из бандитов в бизнесмены перешёл, ничего не изменилось. Бухал, чтобы злоба была в каждый доллар зубами впиваться.

И, так продолжалось, пока один мой дружочек из Самары не дал мне ЛСД попробовать. Никогда не забуду свой первый кислотный трип, я тогда, как заново родился. Вся разбитая мозаика моей жизни собралась тогда в моей голове в красивый рисунок. Бросил я тогда и бизнесом заниматься. Собрал вещи, и уехал в Гоа. Хорошо, что успел до прихода Путина турбазу себе прикупить на берегу Чёрного моря. Точнее, кусок земли, — всего за шесть тысяч долларов купил, вложил в него ещё пятьдесят.

Сам, своими руками, домики построил — и сейчас она мне ежегодно пятнадцать штук баксов приносит. Зачем мне больше? Друзья у меня в Москве до сих пор вкалывают. Меняют пятисотые «мерседесы» на шестисотые, по две дачи уже построили, а всё мало. И жёны ихние, и любовницы, по нескольку шуб в шкафу хранят, а всё равно несчастливы. А я — как сознание своё расширил, так понял всё. В бесконечной гонке за деньгами никогда счастлив не будешь, их всегда будет не хватать. А жизнь-то коротка, она быстро проходит. Сколько уже друзей в могиле лежат, так и не догнав Золотого Тельца. А ведь большие деньги легко не даются, в них вгрызаться нужно, оберегать их, показывая всему миру свои мышцы, когти и зубы. Только ведь в душе мы все люди, а не звери. Вот и приходится всю эту несправедливость жизни алкашкой заливать. Я, как осознал всё это, — меня от алкоголя как отрезало.

— А что же ты, Вить, опять за Золотым Тельцом погнался? Кто же тебя заставлял кокаин поддельный продавать?
— Да сам, Вась, не знаю, как опять в это дерьмо вляпался. Понтов снова захотелось. Всё у меня тут в Гоа было. И дом большой на берегу моря, и джип, и бабок на всё хватало. Захотелось мне перед своей бабой крутым стать, чтобы ещё больше любила меня. В драг-дилера решил я поиграть. Думал, буду только русским продавать. Ведь здесь же, в Гоа, все с расширенным сознанием, все, как братья. И представить даже не мог, что здесь, среди своих, гнида может завестись.
 продолжение...



приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html

ГЛАВА 28. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ВОЛЕ.


  • Глава 28. Часть вторая. На воле.

  • Забрав у меня сотовый телефон, плейер  деньги, и выдав жетон с номером, охранник пропускает меня в тюрьму. Первый раз в своей жизни я нахожусь в тюрьме. Хотя, у меня нет ничего с собой криминального, я испытываю странные, тревожные ощущения, словно я преступник. Хочется поскорее покинуть это место. Пройдя мимо огромной, позолоченной статуи Будды, я попадаю на площадку для свиданий.

    — Здорово, мой психоделический брат. Как тебе сидится в непальской тюрьме? — спрашиваю я Ромашку, прижав свою ладонь к его, через разделяющую нас металлическую сетку.

    — Рад видеть тебя, Вася, хорошо, что приехал навестить. Сидится мне здесь неплохо. Поначалу животным себя чувствовал, а сейчас привык. Непальцы — народ неагрессивный, с ними сидеть можно. Здесь как кооператив «Тюрьма». Казённая еда, в принципе, неплохая, рис, горох, овощи. Но, можно и самому готовить еду, а если лень готовить, то за десять рупий охранник сбегает в ближайший ресторан и купит всё, что нужно. Если хочешь работать, для любого найдется работа. А хочешь бездельничать, — никто слова не скажет. Платят, конечно, копейки, но на ништяки непальцам хватает. Стукачество вот только развито очень сильно.

    В открытую чараса не покуришь. Мне Гриша из Покары периодически курёхи подвозит. Вот только приходится курить его ночью, под одеялом, и в мокрое полотенце выдыхать, чтобы запаха не было. А ты, Вась, какими судьбами в Катманду попал?
    — Я на пару деньков, последний раз в этом сезоне. Визу продлить, и хэмпом затарится. Нужно тканей конопляных купить, и в Россию отправить. Ты же знаешь, у нас там магазин.

    — Да, я помню твою тему про конопляную революцию. Как твоя Лена? Как Василинка?
    — У нас всё хорошо, скоро в Гоа отправляемся. А у тебя здесь что интересного? Как досуг проводишь?
    — Да, в принципе, у меня всё хорошо, читаю книжки, пои научился крутить, йогой занимаюсь, штангу каждый день поднимаю. Смотри, как стал хорошо выглядеть.
    Ромашка, оголив рукав, показывает мне свою мускулистую руку.

    — А ведь два года назад я весь переломанный был. Приседать и отжиматься ни разу не мог. Я же год назад с третьего этажа упал. Занимался я как-то в Покаре на крыше отеля гимнастикой, год учился на руках ходить. И так у меня стало хорошо получаться, что решил я попробовать по парапету пройтись. Раз получилось, два, и, — однажды рука соскользнула. Головой я с третьего этажа прямо на землю упал. Подбородком грудную клетку сломал, позвоночник повредил, руки-ноги были поломаны, чудом выжил. Так вот, сейчас я себя лучше чувствую, чем до падения. Я здесь — как в оздоровительном санатории.

    — А сколько ещё «оздоравливаться» тебе здесь?
    — На два года у меня путёвка в этот «санаторий». Но, это немного за два килограмма. Тут неделю назад одного русского выпустили, четыре года сидел за одиннадцать килограмм чараса. Налепил он из него статуэток разных, покрасил краской и повез в рашку. Непальцы его на границе сразу и раскусили. Хорошо, до рашки не долетел, там бы ему лет пятнадцать за это дали. А по непальским законам, от пяти килограмм до тонны — всего четыре года дают.

    — А как же твоего подельника, Зонта, выпустили?
    — Мне пришлось всё на себя взять. Так и срок меньше дают, да и он деньгами обещал помочь мне. Правда, сбежал, сука, сразу в Тайланд. Ну, да Бог ему судья. От кармы никуда не убежишь. А что нового у вас на воле? Как братва психоделическая поживает?
    — После того, как тебя посадили, у всех проблемы пошли. У Илки в рашке посылку арестовали, она теперь невыездная, у Лёши с Ларисой одна посылка в Бельгии, одна в Москве задержана. А на меня в рашке в розыск менты подали.

    — А тебя-то, Вась, за что?
    — Точно пока не знаю, могу только догадываться. Отправлял Дэн в рашку пару килограмм моего чараса. Один московский контрабандист, по кличке Мор, заказывал. Всё у него было налажено. Свои менты на почте гашло получали, розничные продавцы по Москве развозили. Заказал он мне посылку в Москву отправить. После твоего ареста никто здесь на почту не отваживался пойти.

    Пришлось Дэну в Дели поехать, оттуда отправлять. А этим летом, видно, на всех почтамптах в России рентген поставили. Короче говоря, приняли всю его московскую банду. А пока он на Канарах с родителями отдыхал, его подельники, недолго думая, сдали его. Прямо в аэропорту его и арестовали. Сейчас под следствием находится. Менты двести штук баксов потребовали, чтобы дело закрыть. Хотят на пятнадцать лет его посадить.

    — Ну а ты-то, Вась, тут причём? Ты-то российских законов не нарушал?
    — Я не знаю, причём тут я, может потому, что он у меня в Гоа гашло покупал. Может, его подельники про меня рассказали. Посылку я ему не отправлял, нигде моя фамилия не фигурировала.
    — А откуда ты узнал, что ты в розыске?
    — У меня друзья в Шереметьево работают, проверили меня по компьютеру. Говорят, что если я прилечу в Россию, меня сразу в аэропорту арестуют. Причём, статья по розыску у меня странная — «за мошенничество».

    — Так ты мошенник, значит, — смеясь, говорит Ромашка, прижавшись к решётке лбом. Может, какие старые долги?
    — Да я, вроде, никогда мошенничеством не занимался. И вообще, в России уголовный кодекс почти всегда уважал. Даже не знаю, что и думать.
    — Нельзя тебе сейчас, в ближайшие годы, в рашку, — теперь у тебя уважительная причина.

    — Это точно. Только не знаю, радоваться этому или нет.
    — Добро пожаловать в клуб узников свободы.
    — Ваше время закончилось, — прерывают наш разговор охранники.
    —Вот тебе, Ромашка, фрукты и книжек несколько, держись и не падай духом, — говорю я, передавая пакет охранникам. Увидимся теперь, наверное, только в следующем году, мы скоро в Гоа отправляемся.

    Мой друг молча провожает меня взглядом до самого угла, улыбнувшись мне на прощание.
    Я иду по узким шумным улочкам Катманду, вспоминая весёлого Ромашку, танцующего за ди-джейским пультом на нашем последнем пати. Как же так получается, что люди совершают такие глупые ошибки, которые приводят их в тюрьму? Почему он так расслабился, пренебрегая элементарными средствами безопасности? Ведь можно же было избежать этого. А может быть, просто иногда все в жизни так надоедает, что реальность перестаёт радовать. Может быть, Ромашка просто хотел избавиться от не устраивающей его реальности? Поэтому так расслабился, позволив отправить себя в отпуск в тюрьму.
    Ведь если реальность устраивает, то мозг не позволяет произойти такой ошибке. Наверное, люди попадают в тюрьму, когда они подсознательно соглашаются с ней, понимая, что реальность ничем не лучше. И, наверное, Ромашка тому прекрасный пример. Когда-то, в России, он был преуспевающим бизнесменом, занимающимся продажей нефтепродуктов. Но, потом что-то не заладилось, снежным комом стали расти долги, и он бежал от угрожающих ему кредиторов в Индию. Абсолютно без денег, с нуля, он снова поднялся, став гоанским драг-дилером.

    Казалось, что снова вернулась стабильность и благополучие, но судьбы подбросила ему ещё пару сюрпризов. Сначала ушла от него любимая девушка, от чего он очень долго не мог придти в себя. Потом, кто-то из конкурентов сдал его полиции. Тогда он, легко отделавшись тысячей долларов, бежал в Непал, отказавшись платить ежемесячную дань и сдавать ментам своих друзей. Потом это дурацкое падение с крыши, наверное, он устал от сюрпризов судьбы, если решился, не задумываясь о последствиях, пойти на охраняемую полицейскими почту с двумя килограммами чараса, просто махнув рукой на себя со словами: «А, будь что будет».

    Рассуждая о превратностях судьбы, я шёл по старинным непальским улицам. Эта экскурсия в тюрьму абсолютно выбила меня из колеи, заставив ковыряться в своих собственных проблемах. Надо бы сконцентрироваться на легальном бизнесе. Не хочу я попасть в тюрьму. Надо купить сейчас конопляных тканей и отправить их в Россию, в наш «Хэмп». Хотя, какой он теперь наш, если я не могу вернуться на Родину.

    — Привет, Джон.
    — Хай, Вашья. Ты снова в Непале? Рад тебя видеть. Как твой русский «Хэмп» поживает?
    — Хорошо, а как твой непальский?
    — Вери гуд, — отвечает вечно улыбающийся американец, владелец большого магазина конопляных изделий в самом центре Катманду.
    — Я вот опять хочу у тебя разных тканей прикупить, метров пятьсот. Сделаешь мне?

    — Конечно, сделаю, пойдем только покурим сначала, а потом о делах поговорим. Всё что хочешь для тебя сделаю, и в Россию отправлю, — смеясь, говорит Джон, приколачивая огромный косяк, сделанный из лучшей гималайской марихуаны, смешанной с лучшим в Непале чарасом.

    — Скажи мне, Джон, а ты всегда занимался легальным бизнесом? У тебя такой красивый магазин. Неужели у тебя получилось сделать это легальным способом?
    Откинувшись на диване, обшитом конопляной тканью, я делаю затяжку из огромного, аккуратно скрученного джойнта.

    — Я вот Джон, только что был в гостях у своего друга, сидит он у вас в тюрьме за два килограмма чараса. И мысли у меня в голове сейчас все об одном, как бы тоже туда не попасть, я ведь тоже приторговываю чарасом в Гоа.

    — Эх, Вашья, Вашья, — хлопая меня по плечу, садится рядом американец. — В свое время я не то, что приторговывал, я торговал сотнями килограммов чараса и марихуаны. Мне просто повезло, что я повстречал здесь, в Индии, свою будущую жену. Благодаря ей, мне удалось вовремя остановится. Она родила мне четверых детей, которых я люблю больше своей жизни. На деньги с продажи чараса я купил небольшую фабрику по производству нейлона.

    Если в Непале ты где-нибудь купишь качественный поланд, или сделанный из него чарас, то знай, что пробит он через мой нейлон. А ткани и одежда из конопли — это моё хобби. Там где я когда-то покупал на экспорт гашиш, сейчас я покупаю отходы их производства – конопляные стволы и листву. Практически вручную, в горных селениях, из них мне делают ткани, а жена моя разрабатывает дизайн и руководит производством одежды.

    Денег на чарасе я успел, слава Богу, достаточно заработать, до конца жизни хватит. Хэмпом я занимаюсь не для денег, а просто, чтобы скучно не было. А тюрьма — дело обычное, если наркотиками занимаешься. К ней всегда нужно быть готовым. Если не хочешь туда попасть, бросай тогда это дело. Глазом не успеешь моргнуть, как там окажешься. Ладно, не думай о плохом, меня Бог уберег от тюрьмы и тебя, надеюсь, убережет. Что покупать-то у меня в этот раз будешь?

    — Отшил я из твоих тканей одежду пробную, всё продалось уже. Давай я куплю то же самое, что и в прошлый раз, и чего-нибудь нового. Мне бы только в Россию позвонить, может чего-нибудь ещё закажу.
    — Звони с моего телефона, компания «Хэмп» оплачивает любые переговоры, — улыбаясь, говорит Джон, протягивая свой телефон. А я пока новые образцы тканей тебе принесу.

    — Алё, привет Дымков, как дела у тебя?
    — У меня неплохо, а вот у тебя, Вася, хуже некуда.
    — Что такое случилось? Неужели прикрыли наш «Хэмп»?
    — Торговый центр, где наш «Хэмп» продавался, закрывают на реконструкцию, на нашем месте теперь супермаркет будет.

    — Но, мы же пятьдесят тысяч долларов вложили в магазин? Где же нам снова полтинник взять? И где мы новый магазин открывать будем?
    — Вот я и не знаю, Вась, где ты возьмешь полтинник. В рашку тебе срочно возвращаться надо, разруливать эту проблему.
    — Но, мы же управляющего тебе нашли? Смышлёная девка, когда-то в Бенеттоне работала.

    — Да дура твоя управляющая, ты заварил эту кашу, тебе и расхлёбывать.
    — Дымков, я бы может и захотел в рашку сейчас вернуться, только не могу я, да и денег у меня сейчас нет. Я только что пятьсот метров ткани вам заказал. А что, «Сам», больше не поддерживает проект «легалайза»?
    — Да какой, на хрен, легалайз, очнись Вася, мне деньги отдавать придётся, если ты не приедешь.

    — А что, без меня нельзя, что ли, этот бизнес вести?
    — А кто это будет делать? Дура, что ли твоя, управляющая? Я уволил её. И вообще мне твой «Хэмп» на хер не нужен, у меня ночной клуб, концерты, гастроли. Приезжай в рашку и занимайся «Хэмпом» своим. Или продавай квартиру, возвращай долг и вали на все четыре стороны.

    — Какой долг, Дымков? Это тебе обещали этот бизнес подарить, а я всего лишь был управляющим, с окладом восемьсот баксов. Я вообще подписался под этот проект из-за легалайза марихуаны. Ты же сам мне говорил, деньги не важны, главное — политическая ситуация в стране.

    — Политическая ситуация изменилась. Если ты забыл, Путин у власти сейчас. У «Самого» половину бизнеса уже отобрали. Забудь про легалайз, возвращайся и въёбывай, как вся страна. Я всё сказал.
     продолжение...



    приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
    контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html

ГЛАВА 28. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. В ТЮРЬМЕ.


Глава 28. Часть первая. В тюрьме
.
Как же мне жить дальше в Гоа? Неужели, всё-таки придётся уехать? Как я смогу жить, зная, что он где-то рядом? А может быть, нанять киллера и убить его? Полтюрьмы согласится это сделать за пятьсот баксов. Злость и ненависть, переполняя меня, заставляет моё тело трястись. Схватив свою гантель, я до изнеможения тягаю ее, весь покрываясь потом.

Немного становится легче, на руках появляются волдыри от мозолей, но боли не чувствуется совсем. Видимо, адреналин в моей крови просто зашкаливает. Как же так вышло, что меня подставили свои же, русские. В тысячный раз представляю в голове своё будущее освобождение. Я иду по Найт Маркету или по Вест-Энду, вокруг меня десятки моих друзей и знакомых, все пожимают мне руку, поздравляя и радуясь моему освобождению. И тут я вижу его.

Как же мне хотелось, чтобы он умер, или исчез до моего освобождения, но он — жив-здоров, и его маленькие, крысиные глазки бегают из стороны в строну. Он, улыбаясь, протягивает мне свою руку: «Ну, как сиделось тебе? Поумнел немного?», — с улыбкой спрашивает он. И снова вспышка ненависти и злобы накатывает на меня до гула в ушах. Я очень хочу пожать ему руку и сказать: «Спасибо тебе за урок. Благодаря тебе я стал здоровее, сильнее, умнее.

Я, наконец-то, подучил английский, я прочитал сотню книг, я избавился от балласта ненужных людей, поняв кто друзья, а кто нет. А самое главное, ты помог мне избавиться от розовых очков, в которых я приехал в Гоа. Передо мной снова открыт целый мир, я вырвался из этой ловушки, я снова могу радоваться жизни», но в моих руках оказывается тяжёлая пивная кружка, и я бью ею, со всей ненавистью, ему по зубам.

Раскрошенные передние зубы летят, вместе с осколками кружки, в разные стороны. В руке у меня остаётся стеклянная ручка от кружки с острыми, как бритва, краями. Я наношу ею второй удар, прямо по горлу. Третий в живот. Четвертый, пятый… Кровь хлещет отовсюду. Крови столько, что его лица становится не видно. Вернувшись из своих безумных фантазий, я понимаю, что по-прежнему в тюрьме, в своей камере. Мои зубы стиснуты, а лицо перекошено от ненависти.

— Ты бы отдохнул, эй, русский! — выводит меня из оцепенения Доминик. Ты что, как Шварценеггер хочешь стать? Который месяц уже свою гантель с утра до ночи тягаешь.
— Опять бастера своего убиваю, — отвечаю я, бросив на пол свою гантель, сделанную из пластиковых бутылок. — Только благодаря упражнению удаётся избавиться от агрессии.
— Ты бы видел своё лицо, — говорит Дисай, пытаясь поднять мою пластиковую пудовую гирю.

— Я знаю, какое у меня лицо. Днем и ночью вижу его рожу. Мечтаю только об одном, — о его смерти. Ведь он сейчас там, гнида, на воле, жизнью своей наслаждается. Кокаин нюхает, королём жизни себя считает. А я лишён самого главного, я лишён свободы. Я не могу быть рядом со своей семьёй. Моя дочка не может больше ходить здесь в школу, я не смогу здесь спокойно жить, зная, что он где-то рядом. Он отнял у меня моё Гоа. И ладно бы он это сделал из-за денег, а то ведь просто, чтобы выслужиться перед полицией. Я очень хотел бы его простить, я мечтаю об этом. Но, к сожалению, не знаю пока, как это сделать.
 продолжение...



приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html

ГЛАВА 27. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ВОЛЕ.


Глава 27. Часть вторая. На воле.

— Вы слышали новость? Ромашку и Зонта вчера на почте арестовали, — с порога сообщает нам взволнованный Лёша.

— Не может быть!

— Может, ещё как может. Они вчера, после пати, пошли на почту посылку отправлять. Даже не переоделись. Во всём трансовом наряде, с обдолбанными глазами, пришли на главпочтампт. Ты только представь картину: два обдолбанных фрика, пританцовывающих без музыки, в руках — барабан и банка «Чавана Праштхи»*. А главпочтампт всегда полиция караулит. Так вот, полицейский взглянул на них, достал приготовленную спицу, и, недолго думая, воткнул её в банку. И сразу же нажал кнопку сигнализации.

— А что, договориться деньгами не получилось у них?

— Да, какое там, «договориться», — они, пытаясь бежать, устроили драку, Зонту зубы выбили, Ромашке руку сломали. Вчера вечером их по телевизору, по всем непальским каналам показывали. Неприятная история. Особенно, если учитывать, что у меня завтра билеты в рашку. Я полкило чараса у себя в животе везти буду. Не сдадут нас хлопцы? — испуганно спрашивает Влад по прозвищу «Лэнк».

— И что им теперь светит? — спрашиваю я, вспомнив про пять килограмм чараса, лежащие под моей кроватью.

— Если вдвоём сидеть будут, то года по четыре могут получить, а если кто-нибудь из них на себя все возьмет, то года через два выйдет.

— За групповое преступление всегда больше дают, — говорит Влад, откладывая в сторону майку, на которой он с утра рисовал огромного улыбающегося кота с пятью ногами. — И вообще хватит о них говорить. Попали, — значит попали. Нечего паранойю разводить. Мне завтра, улыбающимся, через таможню с полукилограммом чараса проходить надо, так что закрыли тему. Лучше посмотрите, какой кот веселый у меня на майке получился. Целая коллекция маек у меня под названием «Пятиногие коты». Я такую майку в Москве баксов за двести продам. У меня их уже десять штук нарисовано.

— А как же серия под названием «Лос Уебанос»? — спрашиваю я, вспомнив веселую майку, разукрашенную им для Валеры.

— «Лос Уебанос» — это прошлый сезон. Полгода я в Гоа рисовал «Лос Уебанос», всю коллекцию распродал. Вот отвезу в Москву чарас, вернусь, — мне как раз денег ещё на полгода хватит. Буду в Непале пятиногих котов рисовать. А после котов у меня есть идея: рисовать буддистских демонов и голодных духов.

В комнату вдруг вбегает радостная Василинка и, схватив меня и Влада за руки, начинает тянуть, поднимая с дивана.

— Пойдёмте скорее на балкон, там опять обезьянки пришли кукурузу собирать!

— Пойдём, Влад, это действительно стоит посмотреть, говорю я, направляясь за дочерью.

Мы располагаемся на креслах, стоящих на огромном балконе, чтобы посмотреть очередное шоу борьбы за урожай. В десяти метрах от нашего дома, по склону горы, к кукурузному полю неторопливо спускается стая обезьян. Разделившись на две группы, обезьяны окружают небольшое кукурузное поле, расположенное на холме. Увидев приближающуюся стаю, непальские крестьяне начинают громко кричать, размахивая бамбуковыми палками. Видимо, давно привыкая к такому повороту событий часть обезьян, отвлекая крестьян, ответными воплями старается привлечь на себя внимание.

— Смотрите, сейчас будет самое интересное, — показываю я пальцем на вторую группу обезьян, которая потихоньку начинает обдирать спелые початки кукурузы.

Увидев, что обезьяны поедают урожай, крестьяне, бросив левый фланг, всей толпой бегут с одного края поля в другой. Вожак стаи громким криком подаёт знак остальным, и десяток обезьян, захватив по початку, быстро взбирается на вершины бамбуковых зарослей.

— Почему обезьяны умнее крестьян? – улыбаясь, комментирует Влад. Сотни лет крестьяне живут бок о бок с обезьянами, а так и не научились оберегать свой урожай.

Василинка звонко заливается смехом и, хлопая в ладоши, болеет за команду обезъян, крича им: «Давайте. Давайте скорее, люди уже близко!!» Обглодав сочные кукурузы, обезьяны начинают бросаться сверху пустыми початками в непальцев.

— Смотри, какие умные обезьянки, показывает моя дочь на вторую группу, которая потихоньку слева начинает обирать початки.

Крестьяне бросают правый фланг, и шумной толпой бегут к другому краю поля. Левая группа обезьян точь-в-точь повторяет маневр правой группы, и, с удовольствием расположившись на верхушках деревьев, не торопясь поедает сладкую кукурузу. Так продолжается несколько раз. Наевшись досыта, обе группы, неторопливо перепрыгивая с дерева на дерево, отправляются в джунгли. Крестьянам же остается только подсчитывать свои убытки, собирая обгрызенные початки.

— Сегодняшнее шоу закончено, продолжение завтра, — смеясь говорит Андрей, вытаскивая из сумки чилум.

— Чем будем сегодня заниматься, опять накуриваться или ничего не делать? — с тоской спрашивает моя Лена.

— Если не хочешь накуриваться, можешь в доме убраться, — начинаю я раздражаться от её вечного недовольства.

— Только не ругайтесь снова. Хотите, я вам лучше балет покажу?- предлагает моя маленькая Василинка, пытаясь отвлечь нас от очередного назревающего конфликта.

— Конечно, хотим, — улыбаясь, отвечаем мы хором.

— Тогда я сейчас переоденусь и покажу вам концерт. Спускайтесь все в сад, а ты папа музыку медленную поставь. Только не транс, пожалуйста, я транс не люблю.

— Вот оно, оппозитное мышление, вечная проблема детей и родителей. Я бы хотел, чтобы она выросла настоящей психоделической фричкой, а она балет любит. Есть в её детском садике один мальчик, папа у него известный итальянский драг-дилер, любых полицейских терпеть не может, всех их свиньями называет. Так вот, сидим мы как-то в Джус Центре возле детского сада, соки пьём, наши дети салаты фруктовые едят. И спрашивает он у своего сына: «Христиан, скажи, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» «А я, когда вырасту, папа, полицейским стану, буду преступников в тюрьму сажать, пусть все меня боятся». Папа его тогда чуть соком не подавился.

— А ты хотел бы, Вась, чтобы твоя дочка, когда выросла, тоже бы наркотики употребляла? — спрашивает меня беременная Лариса, поглаживая свой большой живот.

— Сложный вопрос, Ларис. Я много раз его себе задавал. Конечно же, не хотелось, чтобы она торчала на наркотиках от безысходности. Но я хочу, чтобы она сама свой осознанный выбор сделала. Она сейчас на нас смотрит, и выводы сама делает, что хорошо, а что плохо. С одной стороны она видит наши довольные, обдолбанные или обкуренные лица, а с другой — видит, как мы с утра, пока не покурим, раздражённо ругаемся. Было бы хорошо, чтобы она их просто не хотела. Ну, а если бы она употребляла изредка и осознанно, то я не был бы против. Может, я для этого и живу такой жизнью, чтобы она видела обе стороны медали. Ведь наркотики это не только «плохо», это ведь, в первую очередь, лекарство. И чаще всего — лекарство для души. Я постараюсь воспитать её так, чтобы душа у нее не была больной, и надеюсь, что когда она вырастет, то предпочтёт вообще ничего не употреблять. Это мы, психоделические войны, пытаемся мир к лучшему изменить, а ей вот балет нравится. Она, может быть, уже в другом обществе жить будет. Надеюсь, что люди сделают к тому времени квантовый скачок восприятия. Может быть, в ближайшем будущем люди перейдут на более высокие контуры восприятия, и не нужно будет тогда вообще никаких наркотиков. А захочет по нашему пути пойти, — я тоже возражать не буду. А я своим примером покажу ей, что это за путь такой, и какие у него подводные камни.

Спустившись вниз, мы располагаемся полукругом на ступеньках во дворе нашего дома. Между двух огромных кустов с красными цветами, под медленную музыку, на импровизированной сцене начинает танцевать моя маленькая принцесса, старательно подражая увиденному когда-то по телевизору «Танцу маленьких лебедей». Двери железной калитки в наш двор потихоньку приоткрываются, и я вижу пять пар маленьких чёрных глаз, с любопытством разглядывающих необычный танец маленькой белой девочки. Увидев их, Василинка на мгновение останавливается, и знаком приглашает их зайти.

— Заходите, садитесь, — приветливо говорит моя Лена, приглашая соседских детей.

Чумазые, в дырявых одеждах, дети недоверчиво располагаются вместе с нами на ступеньках. Моя малышка, с серьёзным лицом, стараясь изо всех сил, пытается повторить танец умирающего лебедя. Осмелев и поняв, что их тут никто не обидит, соседские дети быстро теряют интерес к происходящему шоу.

— Гив ми мани, — протягивая свою руку, спрашивает сначала старший, лет шести, мальчик.

Затем и все дети, потеряв окончательно интерес к василинкиному творчеству, начинают громко клянчить у нас деньги, повернувшись к моей дочери спиной.

— Вы для чего сюда пришли? Балет посмотреть или попрошайничать? Смотрите, для вас маленькая девочка как старается, — показываю пальцем я на свою дочь.

— Мани, мани, — наперебой кричат маленькие засранцы, протягивая свои руки.

— Всё, достаточно, не хотите смотреть — уходите, — сурово показываю я им на калитку.

Поняв, что ничего им здесь не дадут, дети шумно убегают, оставив маленькую танцовщицу в полном недоумении. Через мгновение из-за забора на нас обрушивается град из маленьких камней.

— Почему им не понравился мой танец? — прижавшись ко мне, плачет моя маленькая девочка.

— Так уж устроен этот несправедливый мир. Не всем дано понимать красоту, — пытаюсь успокоить её я.

Выключив музыку, я слышу, как по гравию кто-то подъехал к нашей калитке.

— Что с тобой, на тебе лица нет, говорю я Илке, завозящей во двор велосипед.

— Я сейчас ездила звонить в Россию, все очень плохо. Посылку с чарасом в рашке арестовали, бабушку на допрос в милицию возили.

— Беда одна не приходит. Сначала наши ди-джеи, Ромашка и Зонт, потом ты. Как бы с нашей посылкой чего не произошло бы, — добавляет Лёша, поглядывая на свою беременную жену.

— А я в рашку собиралась вернуться, говорит Илка, скручивая трясущимися руками джойнт. — Что же мне теперь делать? У меня денег совсем не осталось.

— Нельзя теперь тебе в рашку, в ближайшие два-три года, я тебе как адвокат говорю, — добавляет Андрей, протягивая ей свою зажигалку. — Расскажи поподробнее, что с бабушкой произошло.

— Получила она извещение с почты, что, мол, можно придти за посылкой. Пришла она на почту, без проблем всё получила, принесла домой и положила под кровать, не вскрывая, как я её по телефону предупреждала. А через неделю пришли менты к ней домой с обыском. Они, оказывается, неделю в засаде возле подъезда караулили, ждали, кто за посылкой придёт. Всех подозрительных, кто в подъезд заходил, обыскивали. И не дождались меня, слава Богу.

— Не переживай, Илка, ты же, когда отправляла посылку, свою фамилию не указывала?

— Нет, не указывала.

— Ну, значит, через пару лет твое дело в архив отправят. Доказательств, что это ты отправляла у них нет. Значит, со временем дело закроется. А что бабка твоя ментам сказала?

— Говорит, что посылку эту подружка моей внучки отправила. А внучка в Индии живёт.

— Не расстраивайся, Илка, заплетешь себе все оставшиеся волосы в дреды, и будешь фриковать в Индии. Теперь у тебя уважительная причина, — смеясь, говорит Влад, пытаясь её подбодрить.

— Ну, а мне что, тоже фриковать без бабок? После ареста парней я теперь близко с гашлом к главпочтампту не подойду.

— А кто тебя, Дэн, заставляет здесь на почту идти? Бери билет на автобус, и езжай в Индию. Там не нужно на почту идти. На Мэйн Базаре сотни маленьких контор, которые занимаются отправкой грузов в Россию.

— В прошлом году мы отправляли посылку, — перебивает нас Лёша, — положили килограмм чараса прямо на дно сумки. А индус, что принимал посылки, нашёл его и вернул нам. Пальцем только пожурил и сказал, что это незаконно. Ты возьми бронзовую статуэтку Шивы, она пустая внутри, набей её чарасом, сверху перца со специями насыпь, чтобы собаки не учуяли, и залей всё эпоксидной смолой. Вряд ли кому в голову придёт, что внутри что-то есть.

— Так и придётся сделать, денег у меня совсем не осталось. Завтра буду собираться в дорогу. А из Дели я в Болливуд* подамся, может быть, работу там какую-то найду. Говорят, там на озвучку фильмов русские требуются.
______________________________
*Болливуд — Индийский Голливуд.
*Чавана Праштхи»- густое как мёд аюрведическое лекрство
 продолжение...



приобрести все мои книги можно непосредственно у меня в Гоа, а также их можно купить через сеть, заказав книги on-line http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page_89.html
контакты: http://www.vasiliykaravaev.ru/p/blog-page.html