Забрав у меня сотовый телефон,
плейер деньги, и выдав жетон с номером,
охранник пропускает меня в тюрьму. Первый раз в своей жизни я нахожусь в
тюрьме. Хотя, у меня нет ничего с собой криминального, я испытываю странные, тревожные
ощущения, словно я преступник. Хочется поскорее покинуть это место. Пройдя мимо
огромной, позолоченной статуи Будды, я попадаю на площадку для свиданий.
— Здорово, мой психоделический
брат. Как тебе сидится в непальской тюрьме? — спрашиваю я Ромашку, прижав свою
ладонь к его, через разделяющую нас металлическую сетку.
— Рад видеть тебя, Вася, хорошо,
что приехал навестить. Сидится мне здесь неплохо. Поначалу животным себя
чувствовал, а сейчас привык. Непальцы — народ неагрессивный, с ними сидеть можно.
Здесь как кооператив «Тюрьма». Казённая еда, в принципе, неплохая, рис, горох,
овощи. Но, можно и самому готовить еду, а если лень готовить, то за десять
рупий охранник сбегает в ближайший ресторан и купит всё, что нужно. Если хочешь
работать, для любого найдется работа. А хочешь бездельничать, — никто слова не
скажет. Платят, конечно, копейки, но на ништяки непальцам хватает. Стукачество
вот только развито очень сильно.
В открытую чараса не покуришь.
Мне Гриша из Покары периодически курёхи подвозит. Вот только приходится курить
его ночью, под одеялом, и в мокрое полотенце выдыхать, чтобы запаха не было. А
ты, Вась, какими судьбами в Катманду попал?
— Я на пару деньков, последний
раз в этом сезоне. Визу продлить, и хэмпом затарится. Нужно тканей конопляных
купить, и в Россию отправить. Ты же знаешь, у нас там магазин.
— Да, я помню твою тему про
конопляную революцию. Как твоя Лена? Как Василинка?
— У нас всё хорошо, скоро в Гоа
отправляемся. А у тебя здесь что интересного? Как досуг проводишь?
— Да, в принципе, у меня всё
хорошо, читаю книжки, пои научился крутить, йогой занимаюсь, штангу каждый день
поднимаю. Смотри, как стал хорошо выглядеть.
Ромашка, оголив рукав, показывает
мне свою мускулистую руку.
— А ведь два года назад я весь
переломанный был. Приседать и отжиматься ни разу не мог. Я же год назад с
третьего этажа упал. Занимался я как-то в Покаре на крыше отеля гимнастикой,
год учился на руках ходить. И так у меня стало хорошо получаться, что решил я
попробовать по парапету пройтись. Раз получилось, два, и, — однажды рука
соскользнула. Головой я с третьего этажа прямо на землю упал. Подбородком
грудную клетку сломал, позвоночник повредил, руки-ноги были поломаны, чудом
выжил. Так вот, сейчас я себя лучше чувствую, чем до падения. Я здесь — как в
оздоровительном санатории.
— А сколько ещё «оздоравливаться»
тебе здесь?
— На два года у меня путёвка в
этот «санаторий». Но, это немного за два килограмма. Тут неделю назад одного
русского выпустили, четыре года сидел за одиннадцать килограмм чараса. Налепил
он из него статуэток разных, покрасил краской и повез в рашку. Непальцы его на
границе сразу и раскусили. Хорошо, до рашки не долетел, там бы ему лет
пятнадцать за это дали. А по непальским законам, от пяти килограмм до тонны —
всего четыре года дают.
— А как же твоего подельника,
Зонта, выпустили?
— Мне пришлось всё на себя взять.
Так и срок меньше дают, да и он деньгами обещал помочь мне. Правда, сбежал,
сука, сразу в Тайланд. Ну, да Бог ему судья. От кармы никуда не убежишь. А что
нового у вас на воле? Как братва психоделическая поживает?
— После того, как тебя посадили,
у всех проблемы пошли. У Илки в рашке посылку арестовали, она теперь
невыездная, у Лёши с Ларисой одна посылка в Бельгии, одна в Москве задержана. А
на меня в рашке в розыск менты подали.
— А тебя-то, Вась, за что?
— Точно пока не знаю, могу только
догадываться. Отправлял Дэн в рашку пару килограмм моего чараса. Один
московский контрабандист, по кличке Мор, заказывал. Всё у него было налажено.
Свои менты на почте гашло получали, розничные продавцы по Москве развозили.
Заказал он мне посылку в Москву отправить. После твоего ареста никто здесь на
почту не отваживался пойти.
Пришлось Дэну в Дели поехать,
оттуда отправлять. А этим летом, видно, на всех почтамптах в России рентген
поставили. Короче говоря, приняли всю его московскую банду. А пока он на
Канарах с родителями отдыхал, его подельники, недолго думая, сдали его. Прямо в
аэропорту его и арестовали. Сейчас под следствием находится. Менты двести штук
баксов потребовали, чтобы дело закрыть. Хотят на пятнадцать лет его посадить.
— Ну а ты-то, Вась, тут причём?
Ты-то российских законов не нарушал?
— Я не знаю, причём тут я, может
потому, что он у меня в Гоа гашло покупал. Может, его подельники про меня
рассказали. Посылку я ему не отправлял, нигде моя фамилия не фигурировала.
— А откуда ты узнал, что ты в
розыске?
— У меня друзья в Шереметьево
работают, проверили меня по компьютеру. Говорят, что если я прилечу в Россию,
меня сразу в аэропорту арестуют. Причём, статья по розыску у меня странная —
«за мошенничество».
— Так ты мошенник, значит, —
смеясь, говорит Ромашка, прижавшись к решётке лбом. Может, какие старые долги?
— Да я, вроде, никогда
мошенничеством не занимался. И вообще, в России уголовный кодекс почти всегда
уважал. Даже не знаю, что и думать.
— Нельзя тебе сейчас, в ближайшие
годы, в рашку, — теперь у тебя уважительная причина.
— Это точно. Только не знаю,
радоваться этому или нет.
— Добро пожаловать в клуб узников
свободы.
— Ваше время закончилось, —
прерывают наш разговор охранники.
—Вот тебе, Ромашка, фрукты и
книжек несколько, держись и не падай духом, — говорю я, передавая пакет
охранникам. Увидимся теперь, наверное, только в следующем году, мы скоро в Гоа
отправляемся.
Мой друг молча провожает меня
взглядом до самого угла, улыбнувшись мне на прощание.
Я иду по узким шумным улочкам
Катманду, вспоминая весёлого Ромашку, танцующего за ди-джейским пультом на
нашем последнем пати. Как же так получается, что люди совершают такие глупые
ошибки, которые приводят их в тюрьму? Почему он так расслабился, пренебрегая
элементарными средствами безопасности? Ведь можно же было избежать этого. А
может быть, просто иногда все в жизни так надоедает, что реальность перестаёт
радовать. Может быть, Ромашка просто хотел избавиться от не устраивающей его
реальности? Поэтому так расслабился, позволив отправить себя в отпуск в тюрьму.
Ведь если реальность устраивает,
то мозг не позволяет произойти такой ошибке. Наверное, люди попадают в тюрьму,
когда они подсознательно соглашаются с ней, понимая, что реальность ничем не
лучше. И, наверное, Ромашка тому прекрасный пример. Когда-то, в России, он был
преуспевающим бизнесменом, занимающимся продажей нефтепродуктов. Но, потом
что-то не заладилось, снежным комом стали расти долги, и он бежал от угрожающих
ему кредиторов в Индию. Абсолютно без денег, с нуля, он снова поднялся, став
гоанским драг-дилером.
Казалось, что снова вернулась
стабильность и благополучие, но судьбы подбросила ему ещё пару сюрпризов. Сначала
ушла от него любимая девушка, от чего он очень долго не мог придти в себя.
Потом, кто-то из конкурентов сдал его полиции. Тогда он, легко отделавшись
тысячей долларов, бежал в Непал, отказавшись платить ежемесячную дань и сдавать
ментам своих друзей. Потом это дурацкое падение с крыши, наверное, он устал от
сюрпризов судьбы, если решился, не задумываясь о последствиях, пойти на
охраняемую полицейскими почту с двумя килограммами чараса, просто махнув рукой
на себя со словами: «А, будь что будет».
Рассуждая о превратностях судьбы,
я шёл по старинным непальским улицам. Эта экскурсия в тюрьму абсолютно выбила
меня из колеи, заставив ковыряться в своих собственных проблемах. Надо бы
сконцентрироваться на легальном бизнесе. Не хочу я попасть в тюрьму. Надо купить
сейчас конопляных тканей и отправить их в Россию, в наш «Хэмп». Хотя, какой он
теперь наш, если я не могу вернуться на Родину.
— Привет, Джон.
— Хай, Вашья. Ты снова в Непале?
Рад тебя видеть. Как твой русский «Хэмп» поживает?
— Хорошо, а как твой непальский?
— Вери гуд, — отвечает вечно
улыбающийся американец, владелец большого магазина конопляных изделий в самом
центре Катманду.
— Я вот опять хочу у тебя разных
тканей прикупить, метров пятьсот. Сделаешь мне?
— Конечно, сделаю, пойдем только
покурим сначала, а потом о делах поговорим. Всё что хочешь для тебя сделаю, и в
Россию отправлю, — смеясь, говорит Джон, приколачивая огромный косяк, сделанный
из лучшей гималайской марихуаны, смешанной с лучшим в Непале чарасом.
— Скажи мне, Джон, а ты всегда
занимался легальным бизнесом? У тебя такой красивый магазин. Неужели у тебя
получилось сделать это легальным способом?
Откинувшись на диване, обшитом
конопляной тканью, я делаю затяжку из огромного, аккуратно скрученного джойнта.
— Я вот Джон, только что был в
гостях у своего друга, сидит он у вас в тюрьме за два килограмма чараса. И
мысли у меня в голове сейчас все об одном, как бы тоже туда не попасть, я ведь
тоже приторговываю чарасом в Гоа.
— Эх, Вашья, Вашья, — хлопая меня
по плечу, садится рядом американец. — В свое время я не то, что приторговывал,
я торговал сотнями килограммов чараса и марихуаны. Мне просто повезло, что я
повстречал здесь, в Индии, свою будущую жену. Благодаря ей, мне удалось вовремя
остановится. Она родила мне четверых детей, которых я люблю больше своей жизни.
На деньги с продажи чараса я купил небольшую фабрику по производству нейлона.
Если в Непале ты где-нибудь
купишь качественный поланд, или сделанный из него чарас, то знай, что пробит он
через мой нейлон. А ткани и одежда из конопли — это моё хобби. Там где я
когда-то покупал на экспорт гашиш, сейчас я покупаю отходы их производства –
конопляные стволы и листву. Практически вручную, в горных селениях, из них мне
делают ткани, а жена моя разрабатывает дизайн и руководит производством одежды.
Денег на чарасе я успел, слава
Богу, достаточно заработать, до конца жизни хватит. Хэмпом я занимаюсь не для
денег, а просто, чтобы скучно не было. А тюрьма — дело обычное, если
наркотиками занимаешься. К ней всегда нужно быть готовым. Если не хочешь туда
попасть, бросай тогда это дело. Глазом не успеешь моргнуть, как там окажешься.
Ладно, не думай о плохом, меня Бог уберег от тюрьмы и тебя, надеюсь, убережет.
Что покупать-то у меня в этот раз будешь?
— Отшил я из твоих тканей одежду
пробную, всё продалось уже. Давай я куплю то же самое, что и в прошлый раз, и
чего-нибудь нового. Мне бы только в Россию позвонить, может чего-нибудь ещё
закажу.
— Звони с моего телефона,
компания «Хэмп» оплачивает любые переговоры, — улыбаясь, говорит Джон,
протягивая свой телефон. А я пока новые образцы тканей тебе принесу.
— Алё, привет Дымков, как дела у
тебя?
— У меня неплохо, а вот у тебя,
Вася, хуже некуда.
— Что такое случилось? Неужели
прикрыли наш «Хэмп»?
— Торговый центр, где наш «Хэмп»
продавался, закрывают на реконструкцию, на нашем месте теперь супермаркет
будет.
— Но, мы же пятьдесят тысяч
долларов вложили в магазин? Где же нам снова полтинник взять? И где мы новый
магазин открывать будем?
— Вот я и не знаю, Вась, где ты
возьмешь полтинник. В рашку тебе срочно возвращаться надо, разруливать эту
проблему.
— Но, мы же управляющего тебе
нашли? Смышлёная девка, когда-то в Бенеттоне работала.
— Да дура твоя управляющая, ты
заварил эту кашу, тебе и расхлёбывать.
— Дымков, я бы может и захотел в
рашку сейчас вернуться, только не могу я, да и денег у меня сейчас нет. Я
только что пятьсот метров ткани вам заказал. А что, «Сам», больше не
поддерживает проект «легалайза»?
— Да какой, на хрен, легалайз,
очнись Вася, мне деньги отдавать придётся, если ты не приедешь.
— А что, без меня нельзя, что ли,
этот бизнес вести?
— А кто это будет делать? Дура,
что ли твоя, управляющая? Я уволил её. И вообще мне твой «Хэмп» на хер не
нужен, у меня ночной клуб, концерты, гастроли. Приезжай в рашку и занимайся
«Хэмпом» своим. Или продавай квартиру, возвращай долг и вали на все четыре
стороны.
— Какой долг, Дымков? Это тебе
обещали этот бизнес подарить, а я всего лишь был управляющим, с окладом
восемьсот баксов. Я вообще подписался под этот проект из-за легалайза
марихуаны. Ты же сам мне говорил, деньги не важны, главное — политическая
ситуация в стране.
— Политическая ситуация
изменилась. Если ты забыл, Путин у власти сейчас. У «Самого» половину бизнеса
уже отобрали. Забудь про легалайз, возвращайся и въёбывай, как вся страна. Я
всё сказал.
продолжение...
